Майни картофан, або Ласт автобус

– Все майнишь, старая? – весело спросил Егорыч, перевешиваясь через забор.

– Майню, – сурово ответила Силантьевна, не оборачиваясь из-за широкой ситцевой задницы. – Чего пришел?

– Да так, погоду спросить. – Егорыч весело заржал. – Чебуругль брешет, говорит циклон из Атлантики причиняет инфляцию и подорожание бензину. Дай, думаю спрошу у соседушки, проверю. А чего не по сезону майнишь? Да еще и в пост? Господь битрепу не благословит

– А я не вашей собачьей малопуховской веры, – ответила Силантьевна, разгибаясь, – А нашего великопуховского патриархата. У нас пост только через неделю. А се есть день святого хуй его знает кого, и полиграфиста. Трудиться велено. Так что ваши суеверия нам ни к чему. А не по сезону — так вирус иноземный напал на ферму. Вот, сам смотри.

Силантьевна обернулась и показала зеленый пучок травы, растущей между грядками фермы, выдранный из грунта и зажатый в резиновой перчатке.

– А ну-ка? – спросил Егорыч, – Дай кось. Я в заграницах был. Всякое понимаю.

– А ну, скажи что-то по заграничному.

– Я-я. Дасишфантасиш. Алла бесмилла ильрахман. Хендехох, хауматч!

– В заграницах был, а ума не нажил. Дасишфантасиш я видала, когда молодкою была. А ну, свали с плетня, колья перекосишь. Кто чинить будет? Не ты же, импортозамещенец…

Егорыч аккуратно сполз с забора, пытаясь поставить его на место. Принял в руки зелень, вытащил из-под ушанки китайсккий марлевый респиратор, натянул его на лицо и начал через ткань обнюхивать растение.

– Ого! – сказал Егорыч.

– Что там? – тревожно отозвалась Силантьевна. – Дасишфантасиш?

– Тут тебе Силантьевна, не дасишфантасиш, а хендехох. Это же запрещенный в России вид растения, название которого запрещено произносить в России. Домайнилась, факенбич. Родину не любишь, старая?

– Факйорселф, – огрызнулась бабка. – Я в перчатках тебе его дала. А ты голыми руками взял. В околотке собака суперполисов понюхает — и скажет кто из нас Родину не любит, и кому двадцать пять лет в Крыму солончак копать. Стаять, на землю доказательство не бросать, все фиксируется. Может ты его сюдой и забросил, черт сирийский.

Силантьевна потянула из кармана мобильный телефон «Павлик» и нажала на рекорд.

-Намордник сними. За укрывательство морды двадцать пять без права переписки. Вот так и стой. Улыбайсо.

– Курва ты старая, – сказал Егорыч, стаскивая респиратор с лица. – А я ведь тебя в школе любил.

– А трахал Томку. Импортозамещение. Теперь Томка ин да Белорашн, а я репу майню в сраной Великопуховке, мадафакер. Ну, будет тебе на оладьи, вайт трэш…

– А Томку трахал потому что она раскованная была, проститутка западная. Чо ты хочешь, у нее родители из Гомеля. А ты духовная, исконная, наша. Я к тебе подойти боялся.

– Потому что Мага меня ебал с седьмого класса? Который чечен и чемпион области по боксу?

– Нет, по духовности. Магу мне чего бояться, даст разок по морде, и все, морда заживет. А потом он с тобой наебется, и другую ебать начнет, вот и ю а фри. А вот не мог подойти. Ноу вей почему-то, – Егорыч всхлипнул. – Так вся жизнь и прошла. А я же в Сирии… и воцерковился… а все ноувей.

Силаньевна опустила мобильную камеру.

– Чего приходил-то?

– Так это…

– «Так это» у меня нет.

– Так я не за так!

Егорыч радостно поднял с земли две самодельные мышеловки с пришлепнутыми за шеи килограммовыми крысами.

– В элеватор «Монсанто» вложился! Получил акции на два склада. Вот, инвестицию получил. Думаю, мей би кен…

– Идем, придурок, – сказала Силантьевна. – Только лапти свои из шины снимай. Кен у Барби. А у тебя Томка в беларуских джакузях ныряет. Выдам ноль-пять.

– Ноль-семь.

– Ноль-пять.

– Ноль -семь, и я тебя на автобусе покатаю.

– Так нет же автобуса! – Силантьевна остановилась в дверях и обернулась корпулентным ситцем. – С последнего мотор лет семь назад как спиздили.

– Есть! Место надо знать. Есть там местечко потаенное. Стоит там бус. Ты за руль сядешь, а я сзади толкну, и под горочку он покатится. А я потом запрыгну на сидушку, и уже вместе поедем.

– Йес, ай ноу. Но там же обрыв и речка внизу. Ю а крейзи, Йегорыч? Мы же в воду с десяти метров пизданемся, прямо в омут.

– Факин щит, ну пизданемся. Хоть поживем напоследок как люди. Ты майнить картофан не будешь, я инвестировать в крысоловки. Можно, Силантьевна, я эту траву уже выброшу? Укропом несет так, что дышать нельзя.

– Не выбрасывай, а положи на скамейку, – устало сказала Силантьевна. – Что я тебе, стукач? Вон там дрова, под навесом. Почистишь полешко топором на щепки, и запекай свои выплаты по инвестиции. Фольга есть в сарайчике, от прошлого мужа осталась, его в ней и привезли, к слову, из твоей Сирии. Картофанчик намайни на грядке. И забери эту, со скамейки… название которой запрещено в Федерации. С ней картофан вкуснее.

А я пока за литрой схожу. За двумя. Потянешь две литры, Егорыч? Меня в акционеры не бери, мне только пригубить.

– Я не то что автобус, я танк потяну, – Егорыч стал в два раза больше, и за ним громыхнула гроза. – За две литры-то?

– Поздно нам танк тянуть.

Поехали кататься на автобусе, Егорыч.