Дорога во все стороны, або Пи-пи на обочине. Парт 3.

1.2.1. В одной далекой-далекой галактике. «Наши мертвые нас не оставят в бою» (с)
(…)
Наши согласились. Я не знаю почему. Наверное, для армии, еще подламывающейся в коленях, тогда было важнее вернуть своего, чем копить материалы для неизбежного в будущем Нюрнберга. Я не собираюсь оценивать их правоту — тогда так решили и все. Им тогда было виднее, чем мне сейчас.

– Эге… – с хитрой улыбкой сказали россияне, которых там нет, получив наше согласие на их условия. – А если вы нас наебете, хахлы? Впарите нам каких-то вокзальных бомжей взамен настоящих трупов. Вы-то своего в лицо знаете. Если чо, то мамку его позовете на опознание, а наших-то там нет, и мамок у них тоже нет! Откуда мы знаем… Ну, в общем, мы вам тут натворили, наворотили, нахуевертили выше потолка, побили посуду, спалили сарай, утопили кота в колодце. Но вы тут разгребайте наши проблемы как хотите. Главное – не нойте, а выходите на конструктивные решения. И старайтесь, чтобы мы вам поверили. Вы же любите над павшими хыроями вдоль дорог стоять? Ну вот и решайте проблему, панятна? Все, время пашло.

Мой внутрений еврей, услышав как москаль торгуется над своими же, абсолютно бесстыдными в любых моральных системах исчисления условиями сделки, снял каску, потом кипу, потом пейсы, вытер ими лицо и перекрестился. Потом надел в обратном порядке пейсы, кипу, каску, и скрипнул зубами.

Подумаешь – какая мелочь. Еще одна точка невозврата. Сколько их уже было. Так чего же они хотят? Сущую мелочь, сделать вид, что все прекрасно.

Видимо, в процессе торга мертвецами у кого-то на нашей стороне сорвало крышку вместе с фуражкой, и некроторговцев послали нахуй, обяснив примерно так: конечно, мать героя будет страдать из-за того, что у него нет могилы. Но вместо могилы мы назовем в честь героя школу, улицу и поставим в центре села памятник. Под который дети района трижды в год будут возлагать цветы.

– Почему трижды? – недоуменно спросили ихтамнеты.

– Первый раз на день рождения воина, второй раз — на День Независимости, а третий раз — в День Победы над российскими оккупантами. Чтобы наши дети со школы знали, что надо не только хорошо жить, но и хорошо умирать, а воинская слава — этопамять а не прах. А ваших вы вам вернем в Гааге. С биркой на ноге и с документами в папке.

Мне тогда показалось, что эта история из разряда городских легенд и военных баек, уж больно гнусно все выглядело даже для россиян. Но после того, как под постом отписался читатель: «Під Дебальцево “Донбас” своїх загиблих при штурмі Логвіново на живих сєпарів міняв… Десь навіть відео обміну було колись…» я, наконец-то, поверил. На той стороне дна нет.

Наши мертвые побеждают их мертвых. Они стоят намного дороже,чужих мертвецов, продолжая сражаться за нас по ту сторону смерти, И иногда дороже живых врагов. Потому что даже на том свете есть правда, бигме.

***

1.2. Лисичанск.

Тут я проснулся окончательно. Ну, как окончательно — ровно до такой степени, чтобы считаться неспящим. Вообще, в зоне АТО «неспящие» – это вроде «андедов», «немертвых» в ролевых играх. Эти немертвые фантастические воины как бы умерли, но ходят и совершают всякие пакости, а наши неспящие воины — они тоже как бы спят, но ходят, и совершают полезную работу.

Обычно люди, состоящие в одной команде, совпадающей по фазе с циклом сна и работы, находятся на одном уровне частичного присутствия в реальном мире, поэтому легко находят общий язык — хотя для посторонних могут выглядеть странно. Пожимая Коле на прощание руку я понял, что он развоплотился намного больше нас троих.

– Спать? – сочувственно спросил я Колю. Коля посмотрел на меня как на идиота, но озвучивать диагноз не стал, а только вздохнул и помотал головой.

– Куда там, – сказал Коля, и выбросил банку энергетика. Затем открыл еще одну. – Только вы много не пейте. Вредно. Как врач говорю.

Какая, все-так несправедливость, что можно сделать за кого-то его работу, поделиться едой или подвезти до места. А вот поделиться бодрячком или поспать за кого-то нельзя. Недоработала в этом месте природа, недоработала.

Благослови, Боже, ваши лечилки и убивачки, Девяносто Третья. И дай Он вам, наконец-то, нормально выспаться.

2.1. Дорога. Страна обочин.

За Полтавой по мосту ходили двое военных, одетых в доспехи, как при загонной охоте на Алиена. На жаре это выглядело мучительно. Мне показалось, что держатся они вертикально исключительно за счет жесткости бронежилетов.

– Охраняют, – сказал Сверчок, сбрасывая скорость на мосту. – Мост стратегический.

Я внутренне согласился. Народ здесь сложный, могут спиздить даже мост. Однако, можно было бы наладить какое-то поливание патрульных из шланга, что-ли? Или каких-то подчасков с опахалами за нимии пустить? Места-то наглухо тыловые. За бортом было +37 и лезло к сорока, на касках можно было жарить яешню. Я порадовался за себя, за ветерок из окна, за то что вот едем себе, а не стоим, и тут Сверчок начал тормозить, прижался к обочине и встал намертво.

– Костя, прием. – сказал командор в рацию. – Становись сзади, Все, пиздец, ехать опасно. Я посплю десять минут. Потом поедем.

Ах вы мои тайм-кокотки! Выйду на секундочку, перезвоню через пять минут, посплю десять, через полчаса буду в офисе, в этом году поженимся! Я внимательнее посмотрел на Сверчка, и понял, что он развоплотился по «неспящей» шкале окончательно. Четверо суток погрузки, сутки за рулем и наш командир стал бесплотным, как туман. Одно полушарие, судя по всему, наглухо спало, второе мигало на «5% charge». Слышно было, как в Юре что-то остывает, искрится и пощелкивает.

– Можете здесь посидеть, – прошелестел Сверчок и полез за сиденье, на спальное место. – Я быстро, десять минут и едем.

Сидеть с вооруженным человеком, который решил быстро поспать, я не решился, и полез с верхотуры ДАФа на трассу, где уже стоял Значок, выбравшийся из конвойного джипа.

– Как там наша баня сзади едет? – спросил я Костю.

– Это пиздец. – сказал Костя. – Вам там не страшно в ДАФе?

– Мы же ничего не видим, – честно ответил я. – Поэтому и не страшно. Ты сейчас ничего мне не рассказывай, ладно? Потом расскажешь. Если… то есть, когда мы приедем.

Мы со Значком перекрестились в разные стороны — он справа налево, я — слева направо, потому что у нас многоконфессиональная страна. Это дороги у нас хуевые, а с конфессиями — полный порядок.

Циркадный цикл сна в среднем длится час сорок — два часа, поэтому сверчковские «десять минут» я оценил примерно в час, и предложил Значку занять время философской беседой об имманентности войны в человеческой культуре, территориальных и социальных приматах при выборе партии, сублимации милитарных наклонностей в спорте и играх, и о том что все кацапы — пидарасы. Костя согласился, но перед тем как начать диспут, я слазил в ДАФ за туалетной бумагой, сделал шаг за обочину и чуть не наступил на чью-то мину. В плохом смысле. После которой подошву раненой ноги надо долго вытирать о траву, иначе в общую машину не пустят. Блять! Ну можно же было отойти подальше, неизвестный минер!

Милая и спокойная страна, где на обочинах тебя поджидают только ужасы в виде кучи говна! А ведь всего несколько сотен километров, и начинаются края, где срать лучше прямо на дороге. А ехать желательно по ее центру, потому что случается говно, на которое может наступить даже машина. И непременно правым колесом, над которым в штурманском кресле сидит потное тело с грешной душой внутри.

Вообще, об эволюции (или деволюции, э?) дорог от Киева до АТО мог бы рассказать пилот, Сверчок. Он бы рассказывал день, ночь, и еще день, заламывая руки, завывая в небо и оскаливая зубы, вечно, бесконечно, с надрывом, тоской и яростью, как одинокий демон, пока сам Станиславский из могилы глухо и скорбно не отозвался бы: «Верю!» Эта дорога научила меня смирению и понимаю того, что надо ценить то, что имеешь, и не ревновать к большему.

Каждый раз, когда я говорил «какая хуевая дорога!», послее нее начиналось настолько хуевая дорога, что предыдущую хуевую дорогу я вспоминал с теплотой и благодарностью. Можете не верить, но когда мы на обратном пути пересекли границу Запорожской и Днепровской областей — это там где Юра Голик кладет новый асфальт – в машине наступила тишина и невесомость. Я даже захотел, как Хлебовводов у Стругацких, на ходу выйти из машины и посмотреть под колеса — убедиться, точно ли мы едем, или уже ебнулись на почве жары и недосыпания, а мельтешаший мимо пейзаж — результат головокружения?

Но больше всего мотивирует к дорожно-христианскому смирению братское пожелание на крайнем блок-посте: «Пацаны, на обочины не заезжайте…»

– А чо, есть чо? – совершенно по-наркомански интересуемся мы.

– Ну, такое… – неохотно отвечают на блок-посте. – Смотрели вроде недавно. Что нашли — убрали. Но все равно, лучше не заезжайте… И фарами не светите, постарайтесь засветло добраться. Берегите себя.

Берегите, блять, себя… Хорошо, будем беречь. Итак, с чего начинаем бережение? Дорога по ширине примерно равна ширине ДАФа, плюс по двадцать сантиметров с каждой стороны. Состоит дорога из ямок, которые находятся на дне ям, которые находятся на дне ямищ — эдакая матрешка навыворот в антипространстве. До войны не было умных дорогу сделать, сейчас нет дурных ее чинить. Фары включать нельзя. То есть можно себя обозначить для бум-слева, но тогда можно и по обочинам ездить – два раза не пропадать. ДАФ котом лезет в сумерках по ямам, фыркая пневматикой и стараясь не поцарапать свой нежный пузик. Потому что если поломаться и встать в чистом поле на ночь глядя, то не исключено утро стрелецкой казни. Перед особенно грандиозной ямой, явно королевой-маткой этого улья, ДАФ задумчиво останавливается.

– Вон те заросли мне что-то не нравятся, – говорит с заднего места Значок. – А по ним объезжать придется. Слушай Лук, раз уж ты спереди и обутый, выпрыгивай из кабины, возьми какую-нибудь палку и пошурши в тех кустах. Только броник в будке возьми. На всякий случай — хуй его знает что там в тех зарослях.

Сука. А я ведь мог когда-то стать тебе родственником, двоюродный мой брат-каин по оружию! Я натягиваю перчатки и обреченно тяну на себя рукоятку двери.

– Сидеть! – страшным голосом говорит Сверчок. – Заебали уже шутить. Камедиклаб. Из машины не высовываться. Я фары включу на секундочку и переберемся через колдобину. Если прилетает — выпрыгивайте из машины и ищите укрытие.

Мне сразу становится веселее, а Значку грустнее, потому что пока я не выберусь из машины — он тоже не покинет место в кабине, иначе как через мой труп. ДАФ осторожно, как толстый кот в холодную воду, забирается в яму — сначала одной лапой, потом второй, потом задней… потом правой передней выбирается из нее, совершенно по-кошачьи чихает пневматикой, цепляется второй передней — и даже кажется, что он подтягивается… Радуйся Мария, Матерь Божья, благословенна Ты меж женами и плод чрева Твоего…

Дороги, говорите, у вас хуевые? (…)

Дисклайма. Запись будет выкладываться партами, с захватом части предыдущей, для понятности. Ну а фотоиллюстрации и комментарии реальных участников можно найти в ФБ на страничке Мегаполиграфа https://www.facebook.com/megapoligraf