“250”, або Как стать Ангелом (парт оне)

Я свой ПТСР честно и окончательно заработал еще в конце 2016 года, когда понял, что здоровый боевой стресс, державший дух и тело на плаву два с половиной клятых года, уже не обеспечивается внутренним ресурсом. На львовском книжном “Арсенале” в сентябре пятнадцатого получил многотысячным тиражом УБД на 416 страницах, с иллюстрациями “Белки студио”, от издательства “Виват”, и уже тогда надо было сваливать со своих невидимых фронтов на честно заслуженный отдых.

Согласиться, что все. Партизаны больше не нужны. Собрались и подошли регулярные части.

Что напряжение в сети уже не поддерживается слаженной работой синапсов по перемалыванию идей и фактов в буквы и слова, фугасы положняков и осколки мемов, здоровая ирония и сарказм не служат броней, и все меньше хотелось жечь глаголом – а все больше напалмом. Все чаще сбоит система распознавания “свой-чужой”, агрессия выплескивается как кипяток из котелка на окружающих, для стимулирования уже недостаточно прослушивания Шнитке и просмотра альбомов Мухи под пронюхиваниие аромата сирени.

Суточные “блог-лаги” накапливаются по пятнадцать минут в день, и заканчиваются полным переворотом биологического цикла через киль, когда от солнечного света клонит в сон, а от луны на загривке растет шерсть.

Но кто же с таким согласится по доброй воле? Некоторые и по недоброй не согласны. Спишут на усталость, надо отдохнуть, надо потерпеть, надо обстановку поменять, надо кастет заполировать.

Я был такой не один, але сначала нас было мало – и это объяснимо. Во времена войны людей с упырями результативный экзорцист всегда в цене. Однако хорошего боевого геббельса не перекуешь по-быстрому на двухнедельных курсах из выпускника журфака, а охотник на геббельсов требует не только таланта, но и методики подготовки. Которой не было нихуя. Не то что у нас – ее не было нигде, потому что всерьез подобные гибридные войны не велись.

По крайней мере на таких театрах, где медийная площадь только непосредственных участников – двести миллионов человеческих душ – без учета зрителей, время от времени выпрыгивающих на арену.

Даже наш противник, висложопый российский медведь, использовал против нас нафталиновое медийное старье, с наполнением эпохи кукрыниксов и техническим уровнем кинострички “Косильщик лужаек”, с проработкой деталей уровня рашморских скульптур и достоверностью купюры в один биткойн – но даже оно работало, работало, блять, даже оно работало!

А у нас не работало нихуя.

Фактчекинг, оперативность, свидетели и прочие бусы с зеркальцами со стандартами от Би-Би-Си – все обламывалось о тупую масссу противника. “Нас же ебут!” – тонко верещали отечественные медийные охранители, размахивая фактчекингом. “Ебем, ебем…” – покладисто соглашались вежливые медийные человечки. И выкатывали на взлетную полосу очередной четырехсотметровый штурмовой фейк, набитый несвежими трупами. “А чо делать-та, работа у нас такая – вас ебать… Нам плотют за эта…”

Тренерская работа? Почитать воркшопы и мастер-классы коллегам из НАТО? Даже они мало чего понимали. Ты им про агрессивное именование, обесценку терминов, мем-фрагментацию – а они тебе про объективность, фактчекинг и важность использования видеоматериалов (но только качественных!) при ведении блога. Иронично-снисходительные немцы, слегонца заинтересованные американцы, серьезные и сосредоточенные балты. Шото писали, а потом начинали объяснять – как надо делать то, что они прочитали в книжках. Пацаны! Схули вы знаете – как надо? Сколько информационных войн вы выиграли у тотально превосходящего вас по всем параметрам противника? Мы тут новости “высвитлюем”, или кригспропагандой занимаемся в условиях ожесточенной обороны? Мы, вообще, за би-би-си или вэ-эс-у?

Отечественные ишаки, впрочем, были не лучше. Только они еще строго требовали с добровольцев. Ах, вы волонтер? Тогда завтра в девять ждем вас в офисе. Ноутбук возьмите свой, тему мы вам дадим. Охуевшие охранители национальной девственности на зарплате наглухо не понимали – чем инфорезист отличается от копирайта, в переписке использовали слова “каординация” и “насиление” и спрашивали: сколько лайков вы в день можете собрать? Тупые. Блять. Сколько. Лайков. Сука. Они даже не знали, что есть носители без лайков. Сколько лайков соберет перепечатка статьи на влиятельном зарубежном ресурсе? Четыре миллиона просмотров в месяц – это сколько в лайках?

Я так думаю, им за лайки доплачивали. Если бы им разрешили постить пезды, анал, тотализатор и соли – мы бы залайкали Россию за неделю, и присели бы закурить на информационных развалинах Кремля. Нравится идея? Ставь лайк.

***
Не было методичек, и не было совета, кроме как “надо тратить больше денег, больше телевизора, больше информации”. Откуда нахуй у нас чего-либо больше, чем у России? Поэтому информационными волонтерами тогда и не ставилось целью перекрыть масштабами этот чудовищный российский юпитер изо лжи и угрозы. Просто пройти на его фоне и посветить фонариком. Показать, что этот ужасающий объект, нависающий над нами – не астероид Армагеддона в Небесах, а просто рисунок говном на театральном картоне, изображающем небо в сраном останкинском шапито.

Мы дохуя на себя брали, но уж точно не больше, чем пацаны в ДАПе или волонтеры разграбленной и нищей страны. Тогда было такое время: хочешь что-то взять – бери сразу дохуя, хоть что-то донесешь. Я выдавал в день 15-17К знаков, из которыз получалось 5-7К чистого яда. Каждый день. Иногда через – но у меня на третий день появлялось ощущение, что я чего-то украл у своих. Кто не верит – посмотрите старые страницы Кафедры. Убедитесь сами.

Первый раз я ощутил облегчение, когда информационная пена стала доносить до нашего берега возмущенное российское кудахтанье “нильзя же так нагла врать”, предложения быдлороссов “поговорить серьезно” (до того верхний уровень дискуссии со стороны Немытой был “хахлы сасите”) – и обломки трофейного оружия: наши же мемы, заботливо сконструированные на Кафедре и перевернутые в стиле “самдурак” россиянами. Наше кунг-фу оказалось лучше.

Это значило, что попало куда надо. На моем крошечном участке фронта, который с высоты обзора всего театра войны, выглядел одной черточкой пунктира, блядский мир удалось остановить и заделать пробоину, через которую “из-за паребрика” в душу народа вливалось медийное говно. В других местах еще хлестало, но и остальные черточки появлялись, удлиннялись и смыкались из пунктира в сплошную, срастались в ту стену и ров с крокодилами, которые на грунте построить между нами и Ордой так и не удалось.

Никаких разговоров с росней. Никакого торга. Никакого общего кода. Никакого “это Гитлер виноват, а мы не знали”. Пятьдесят-семьдесят лет ментального и культурного карантина. Отрицание права на “все русское”, отрицание самой нации агрессора как таковой. Нулевая терпимость и нулевая ответственность. Никакой сакральности. Население на территории, основной язык общения – русский, основная религия – атеистическое православие, основная деятельность – воровство, основная ценность – водка.

Это страшные вещи и бесчеловечная позиция. Но мы имели дело с феноменом. Не отдельным больным ублюдком вроде Гитлера, играющим на комплексах своего народа, и силой пропаганды оскотинившего свой народ. А с народом-скотиной, самостоятельно, долго и упорно искавшего своего гитлера. Мессию возлюбленного.

Лично я не могу себе представить члена НСДАП, с жаром убеждающего окружающих, что евреи сами себя сжигают в концлагерях. А в доказательство приводящего собственную тетю Фиру из Бердичева.

И не допускаю существования лавочника из Коттбуса, который точно знает, что Гитлер врет о расовом превосходстве германской нации – но так надо, чтобы ограбить соседей.

На это способны только россияне.

***
Имея дело с такой породистой мразью, невозможно оставаться прежним. Мне говорили – “ты сеешь зубы дракона” – блять! – А шо мне надо было сеять!? Гречку!? На таблице в кабинете окулиста я видел только две верхние строчки – ШБ, МНК. Зато буквы на клавиатуре я видел охуительно, все до одной. “Используй то, что под рукою” – говаривал старина Филеас Фогг, и на этом нехитром протоколе объехал вокруг земного шара за 80 дней.

Надо было прекращать драконий посев сразу после книги, когда зубы уже вполне благополучно колосились. Не дожидаясь симптомов ПТСР. Я уменьшил количество выходов материалов на Кафедре, как мог поддержал кадетов, открывающих собственные страницы и стендалоны, попытался переключиться на внутренние проблемы – как публицист и резидент Миншрайка.

Я нашел любимого человека и сменил место жительства. Завел привычку спать по ночам, а вставать по утрам. Возле стола с ноутбуком за окном висело сало для синиц, я печатал и смотрел как желтый синиц долбит шмат, уцепившись одной ногой за нитку, а другой прикольно размахивает в воздухе. Издательство звонило и интересовалось: “Лук, ну что там с детской книжкой? К весеннему арсеналу успеем?”

Успеем. К весеннему успеем. Ну или к осеннему. Какая уже разница. Моя война закончена. Я отслужил. Пришли люди лучше меня.

“Хрустик тщательно прицелился – хотя промахнуться в стену было невозможно – и с усилием вытащил стопор. Пружина гарпунной пушки, которую вся пиратская команда скручивала несколько дней с помощью украденной мясорубки, всхрапнула, заершенный гвоздь унесся в сторону пристани, пробил гофр обшивки причала и стукнул в мерзлое дерево. Крысы ошеломленно переглянулись. Такой мощи от оружия они не ожидали.

– Готово, – сказал Хрустик. – Юрка, давай! (ну его нахуй пробелы и абзацы, потом, потом, при редактировании) Бельчонок поправил на спине кисет-рюкзачок с деревянной катушкой, легко запрыгнул на прозрачную нить, и побежал, балансируя хвостом, к берегу. За ним с катушки сматывался бельевой шнур потолще, окрашенный зеленкой – чтобы Человеки не заметили его на фоне воды. Страховую скрепку самоуверенный Юрка, естественно, на ведущей нити не закрепил. Добравшись до конца нити, бельчонок заметался со шнуром вокруг стоящей на причале бочки, соединяя гигантскую стальную тушу судна Человеков с точкой на берегу. Затем уперся лапкой в бочку, затянул последний узел, показал борту “Африки” большой палец и улыбнулся в два зуба. Слабину, слабину оставь – с тоской прошептал Хрустик, порвет же на волне, натянет шнур и порвет…”

***
Какие нахуй зайцы, какие белки? Какие сказки?

Шел февраль 2016 года, минул уже год после точки невозвращения в Дебальцево, и наших все так же продолжали убивать на собственной земле. Мои будущие друзья и члены семьи, мои Ангелы уже окрасили свои крылья кровью “трехсотых” и “двухсотых”. Но я еще ничего не знал о них.

А у меня пальцы во сне перебирались, как фантомные отрезанные ноги у летчика Маресьева, и печатали они вовсе не детские сказки. Я тихонько вставал, чтобы не разбудить подругу, и шел за клавиатуру – вслед за яровыми сеять озимые зубы дракона, потому что одного урожая в год было мало.

Уже тогда надо было понять, что ПТСР – судьба не только танкистов и минометчиков. И первый суточный оверкиль, и первая агрессия против своих за неверно понятое слово, и неумение свое лишнее слово укротить. Бложик резиновый шел и насвистывал печенью в правом боку.

Как-то проебался тот момент, когда пропала необходимость прыгать с гранатой под танк на глазах у изумленных наводчиков современных ПТУРСов “нажал и забыл”. Необходимость пропала, а вот привычка осталась. И оставалась, надо сказать, еще долго… (парт тво)