Пропагандирен, або Гитлер Моисеевич

Гитлер шел чеканным шагом по подземелью бункера, высекая шпорами искры из древних плит. Был он страшен и охуителен в костюме от Хьюго Босса, и с усиками от ведущих дизайнеров.

– Ха-а-айль! – страшно заорал Гитлер перед дубовыми вратами своего кабинета. Охрана, роняя шмайсеры, заполошно разбежалась по углам и тихо оттуда ответила «Хох…» Гитлер выбил сапогом створки, прошел внутрь, сел за стол и обрушил на него кулаки с перстнями. Дубовая столешница треснула.

– Подайте мне водки и Бандеру!

– Стоп! – сказал режиссер. Софиты и юпитеры погасли, и в павильоне стало темно. Режиссер подошел к Гитлеру и сел рядом на стульчик.

– Ну, в аспекте все хорошо, Ефим Моисеевич, но как-то мало фашизма. Нет того накала. И потом, почему водки? И по тексту – «подайте мне эту свинью Бандеру».

– Я немножко Моисеевич, – ответил Гитлер, отклеивая усики. – Если вы понимаете о чем.

– Я понимаю о чем. Я сам немножко Моисеевич. Но этот ролик немножко заказан министерством культуры федерации, а русские в кино немножко не умеют. И потом, почему вы постоянно требуете водки? Это ломает всю линию. И давайте дальше без "немножко", потому что я не хочу снимать кино, а хочу вам что-то продать.

– А что пьют гитлеры? – спросил Гитлер.

– Я не знаю, – нервно ответил режиссер. – Пять секунд. Алла!

Возле гитлера и режиссера нарисовалась ассистентка, на которую Гитлер тут же нацелился хищным взглядом.

– Быстро выясни — что пьют фашисты, бендеровцы и прочие гитлеры?

Алла воткнулась в планшет, Гитлер закурил, режиссер начал печатать сообщение в телефоне.

– Вот! – сказала Алла, выводя результаты поиска на монитор.

– Пиво? Не годится, это детский напиток. Кровь младенцев? Хммм… перебор. Чай у нас в ролике Сталин пьет. Кьянти? – сразу нет. Ром, виски, кукурузное пойло — западная культура. Горилка у нас выходит позже. Есть какой-то четкий фашистский напиток?

– Зеенсвюрдлихкайт и лебенсмиттельгешефт, – сказал Гитлер, приклеивая обратно усики.

– Это что???

– Это «достопримечательность» и «гастроном» – небрежно ответил Гитлер, придерживая усы пальцами. Гебен зи мир битте стакан зеенсвюдлихькайта. Какая разница. Заказ министерства культуры. Этот пипл схавает. Он все схавает. Если вы немножко Моисеевич, то понимаете — о чем я.

– Снимаем с этого места, – твердо сказал режиссер. – Это таки да. Алла!..

Осветительные приборы затлели, разогреваясь, накаляя спирали, и заливая бункер светом.

– Камера, мотор!

Алла виляя платьем, подошла к камере и щелкнула клаппербордом

– Гитлер и Бендера, сцена девять, дубль четвертый!

– Хайль Гитлер! – механически ответил Гитлер.

– Стоп! – рявкнул режиссер. – Фима, но шо значит «хайль гитлер»? Ты же и есть Гитлер. Это типа как поздравляю себя с днем рожения. Еще раз. Алла!

– Гитлер и Бендера, сцена девять, дубль пятый!

– Гебен зи мир битте стакан лебенсмиттельгешефта, – твердо сказал Гитлер. – Лус, лус. Если кайне лебенсмиттельгешефт — я вас расстрелирен.

Перепуганная охрана тут же прибежала со стаканом водки, оставшимся с прошлого дубля.

– Нун гут, – сказал фюрер, понюхав рукав от Хьюго Босса. – Запускайтен Бандеру.

Бандера со свинячьим пятачком под мазепинкой и крученым хвостиком, прорезанным в дырке штанов, на четвереньках заполз в кабинет Гитлера.

– Хайль, мая фюрера. Каво типерь убиват нада, однако? Детки, женщина или старики? – Бандера подвигал резиновым пятачком принюхался и возбудился. – О, водка есть, однако?

– Стоп! – устало сказал режиссер. Подошел к стоящему на четвереньках Бандере, и со шлепком передвинул резиновый пятак артисту на лоб — Блять! Ты кто?

– Бадмацэрэн. Из Бурятия. Кастинга прошел.

– Как?

– Нимножка папрасил.

Режиссер осел на пол и стиснул голову руками. Гитлер выбрался из-за стола, царапая шпорами паркет подошел к режиссеру, сел рядом и обнял его.

– Да ладно, – сказал Гитлер, – Моисеич, это же Россия. У них бендеры косоглазые. Заказ министерства культуры. Алка, скажи фашистам, чтобы шли на перекур, и не пялились в дверь. И чтобы этого, как его Бендероцурэна забрали. Только хвост с него снимите. А то милиция не поймет.

– Хайль, Фима, – грустно ответила Алка, и пнула ногой стоящего на четвереньках бурятского бандеру с резиновым пятаком на лбу. – Вставай, Цурэн. Моя твоя курить пошла.

– Кого сказала?

– Гитлера тебе сказала.

– Если сама Гитлера сказала, то моя твоя пошли курить, – резиновый бендера встал и двинулся вслед за охраной, запихивая силиконовый хвост в штаны.

– Какая хуйня, Моисеевич! — горько сказал режиссер.

– Такая хуйня, Моисеевич. – тихо отозвался Гитлер и отклеил усы. – Министерство культуры! Идем, у меня еще полбутылки зеенсвюдрлихькайта осталось.