Сегодня планировалась лекция о вреде хиромантии и ясновидения, но профессор нечаянно поставил полевой эксперимент, сам охуел от результатов, и перестроил учебный план. Потому что суха теория, мой друг, но древо жизни вечно зеленеет.
Пан профессор иногда покупает еду и алкоголь (хотя живет скромно и впроголодь, потому что сытое брюхо к ноукам глухо), а также аккуратно платит за мансарду, в которой ночует. Иногда, примерно раз в месяц, коммунальная контора присылает ему бумажки, отпечатанные на музейном матричном принтере.
***
За мансарду я рассчитался под ноль, понимая как важны стране своевременные платежи. Но тут опять приходит бумажка, в которой указан долг. Я бы и долг заплатил по невнимательности, однако привлекла внимание сумма задолженности за опалення – число «пи» с точностью до второго знака после запятой: 314,15 гривен.
Такие совпадения настораживают ноучный ум, и я пошел в ЖРЭО (блять, насколько противное слово это «жрэо»!), чтобы узнать – не перегрелся ли я за декабрь с таким мощным двукратным отоплением?
Так вот, там были похороны Ленина в январе 1924 года.
Человек восемьдесят стояло только в коридоре (а я еще не знал, что это предварительная очередь в комнату, где толпится еще столько же!) И разговоры были только о том – успеют ли до конца матча прорваться в штрафную площадку, или не успеют?
Я сразу решил в этом пандемониуме не участвовать, записать адрес и отправить этим бухгалтеррористам заказное письмо с хештегом #шозахуйня?
Но тут за мной занял какой-то дедушка, дал мне двух своих внуков подержать, а сам пошел курить. Потом пришла тетка с молодым пугом, пуг покусал мне ботинок и начал проситься на руки. Потом пришла возмущенная и крашеная в блонд мамочка, стала рассказывать на весь коридор про скорби материнства без отца. Потом две бабки подрались ходильно-опорными палками, типа – кто из них более старая, дряхлая и немощная, и кому положен стул. Надо понимать, какая бабка которую заебошит – та и более дряхлая и немощная. Антимир, пиздец, Пелевин курит бамбук.
И, примерно минут через двадцать я понял, что это все мои родные люди, и мы будем стоять тут до самого конца. Каким бы страшным он ни был.
А через сорок минут, уже подружившись семьями и поведав друг другу все сокровенное, я понял, что все люди стоят по одному и тому же вопросу – такому, как у меня. Переначисление за отопление. Умножив свое число «пи» на количество потерпевших, я понял, что это не злосчастная флуктуация, а закономерность.
Тогда я полез буром вне очереди, расталкивая всех корпусом, в стиле: «я только спросить!»
В общем, шоб вы знали, эта мантра не работает, потому что «всем только спросить». Что, в принципе, логично. Около двух сотен людей пришли с одним сакральным вопросом: «Какого хуя?» И тут я такой, самый любопытный нашелся.
Сколько я вынес ненависти – не описать словами. Одна из бабок-дуелянток ударила меня палкой, а пуг пытался меня загрызть. Вообще, меня бы не пропустили, но я привычно рычал: «Правый сектор, розслидування коррупции».
В тайной комнате, куда стояла очередь, творился вообще шанхайский пиздец. Там была та же очередь, только не вдоль стены, а спиралькой по помещению. Организована тайная комната была по принципу кенийского Макдональдса – из восьми касс работает одна, и нет сдачи.
Мне уже терять было нечего, я прорвался к кассе и спросил: «Какого хуя, девушка? Шо за скупчення народу без дозволу батальона? Пакрышки у вас шоли давно не горели?»
Заплаканная бухгалтерша, которая сидела одна на восемь касс, сказала: «Да я же с утра объясняю всем подряд, один банк должен второму банку, а второй третьему, а тот тому… технический долг пробился в квитанции… два-три дня, и все аннулируется. Вы шо, думаете, мне это нравится? Всем одно и то же рассказывать целый день? Да я в коридор выйти в туалет боюсь. А я же не могу просто так сказать: «долга нет», мне надо в компьютере проверить, потому что может быть и есть долг…»
Я, мои друзья, ко всякому в жизни привычен. Но тут реально потерялся и искал слова.
– У вас двадцать метров коридора залеплено инструкциями и формами. Нельзя ли, суко, якшо буде на то ваша паньска ласка, на двери повесить еще один листок с крупными буквами? Что в квитанции отпечатана техническая ошибка?
Тут эта бухгалтерша стала смотреть на меня, то одним, то другим глазом, как кура, а потом в полной тишине охуевших граждан спросила:
– А где я вам этот листок возьму?
Я вышел в забитый коридор преисподней, пропитанный ядом и ненавистью ко мне, сволоте, прорвавшейся без очереди за «только спросить», и сказал, подняв обе руки и благословляя:
– Аллилуйя, Народ Божий! У меня для вас Благая Весть. Кто стоит по переначислению за отопление и горячую воду – ступайте по домам с миром. Пакс вобискум. Это техническая ошибка, платить по квитанции не надо. Ее пересчитают и потом пришлют.
Люди какое-то время стояли молча, потом пуг обоссался от радости, а дети стали плакать, не понимая – что происходит? Потом люди стали обниматься и целоваться, как на День Победы, и все ушли. Восемьдесят человек ушло только из паствы в коридоре, а уж из тайной комнаты…
Последним уходил здоровенный дядя, примерно на сто шестьдесят кило, в черной дубленке размером с чехол на “Запорожец”, спросивший меня с ненавистью: «А ты чо, сукабля, сразу сказать не мог что стоять не надо? Я тут больше часа стоял! Пиздить вас надо, уебанов, да некому».
Ну что значит некому? Я предложил ему не откладывать на будущее, а отпиздить уебана не сходя с места, пока уебан в зоне досягаемости. Но дядя, как стоял беспомощно в очереди, так и ушел беспомощно, отложив все важное в своей жизни на будущее, которое у таких персонажей никогда не сбудется.
Ноучные выводы.
Первое. Если вы стоите в очереди, не рассматривайте всех, стоящих рядом с вами как конкурентов. Возможно, вам всем нужно одно и то же. И вместе вы быстрее получите то, что нужно, чем по очереди.
Потому что большинство очередей делается исключительно для того, чтобы вы в них стояли и осознавали собственно ничтожество.
Второе. Занимайте активную жизненную позицию. Даже планктон делится на фито- и зоо-. Будьте хищными зоо, хотя бы. Как зоо-спартанцы.