До обеда мы спали как тюлени, воткнувшись пятаками друг в друга. Потом я проснулся первым, и пошел курить на желтый от солнца балкон. Сонная фурия тут же сделала «постельнаш» и развалилась по диагонали. Я решил не поднимать международный скандал, и на цыпочках пошел мыть морду мылом.
Потом мы варили кофе. Потом мы его пили. Потом я писал кусок для детской повести, а фурия, лежа на пузе, грызла печенье и тарабанила с нетбука в интернете. В интернете какие-то злые люди ругались и обижали фурию кружевными трусиками. Фурия их ответно унижала байковыми панталонами.
Потом я пошел в магазин, но забыл, зачем пошел, але на всякий случай купил воды и иностранный грейпфрут, размером с волейбольный мяч. Воду мы выпили, а грейпфрут закатили в рефрижератор, и забыли о нем (кстати, почему 86% кацапов называют грейпфрут «гейфруктом?» 160 лет со дня рождения Фрейда).
Потом мы стали смотреть лок, сток и два дымящихся ствола. Ржали, шо македонские буцефалы, ставили на паузу, отматывали назад и опять смотрели и ржали. Потом у меня внезапно заболела отсиженная от жопы до пятки спинная нога, и фурия стала растирать мне спину мазюкой, и я уснул от этого, а фурия от скуки и одиночества тоже уснула и повалилась мне на замазанную спину.
И так мы спали до семнадцати-нуль-нуль, как морские звезды в безмолвной бездне пасифика.
Потом я проснулся, аккуратно снял с себя фурию и пошел курить на желтый от солнца балкон.
Потом был дождь, а за ним смеркалось.
Я вспомнил, зачем ходил в магазин – оказывается, за соевым соусом, и пошел туда опять. По дороге один раз дал закурить, три раза послал нахуй, потомушо надо работать, а не попрошайничать.
Под парадняком сидела отвесившая челюсть парадняковая черно-белая кошка Тина, и с ужасом смотрела в кусты. В кустах шото с грохотом, скрипом и скрежетом еблось. Я посмотрел вместе с ней, оказалось, еблись ежи. Я понимаю, оболонские кошки к такому зрелищу не привыкли, но у меня на Березняках этих ежей шо китайцев нерезаных, такшо ежиное порно меня давно не развлекает. Я почесал Тину под отвисшей челюстью и пообещал ей сердечек куриных.
В магазине меня знают, поэтому не спрашивают дисконтную карту, и не предлагают пополнить счет. Весь соевый соус оболонский благородный охлос уже выжрал, том фурия по телефону разрешила купить вместо соуса «шото вкусненкое».
Я купил шото вкусненькое в пироженном отделе и пошел домой. Тина все так же нюхала кусты и охуевала от ежей, а я сделал вид, что меня нет, потому чо куриные сердечки нищий охлос выжрал вместе с дорогим соевым соусом.
Фурия дома с плеча рубила короткой вакиндзасей длинные колбасы сушы, завернутые в нори. Два кило суши – под это дело надо смотреть мультфильм, и мы смотрели мультфильм, как записано в скрижалях по семейному делу. Тут не вовремя напомнил о себе грейпфрут из рефрижератора, и был на месте же безжалостно изрублен вакиндзасями, а затем сожран. Фрут почти не сопротивлялся, только злобно горчил перемычками. Его семечки я выбросил из окна на газон – шанс на перерождение должен быть даже у грейпфрута.
Потом фурия вырубилась, как обычно, на самом интересном месте фильма, а я тихо на кухне попечатал еще немножко сказок для вредных детей, и на цырлах прокрался в спальню. Естественно, было «постельнаш».
А потом я таки разбудил свою фурию щекотанием и покусыванием за холку, в честь праздника Победы, и показал ей строчку в реестре полных георгиевских кавалеров фамилию своего прапрадеда, Ивана Алексеевича. Отца Егория Иваныча, который отец Василия Егорыча, который отец Василия Васильевича, который отец, собственно, меня, Святослава Васильевича.
«Полный георг.кавалер. Кавалерийские войска. Подпрапорщик 18-го драгунского Северского полка.
Он получил полный бант первым в Северском полку, а вторым полным георгием был его полковой друзяка Семен Буденный – но не в том суть, говорил я своей Гелле, пока она, полусонная, растирала мне нервно-паралитическое колено диклофенаком, не в именах дело, а в том что моего пра-пра-прапорщика, законодательно было запрещено пороть – в отличие от обмотанного георгиевскими ленточками российского быдла, которое может по морде въебать любой мент и выебать в жопу любой чечен.
Этих скотов можно ебать и пороть любым способом. Это не георгиевские кавалеры, это их походные лошади с двуцветными ленточками, заплетенными в гриву. Что им надо? Овса и канчука.
А потом мы опять пошли спать, уже до сегодня-утра.
***
Мои диды за это воевали. Чтобы я мог в праздничный день от души жрать суши, спать до обеда, мняцкать фурию, писать смешные детские рассказы, от которых сам ржошш, и воевать только с гигантским грейпфрутом. И смотреть английское кино
А не маршировать, шо ебанутый древесный буратино, в парадных «коробках» и покупать на раскладках детские пилотки размером с ладонь.
Два деда, один пал в лавах УПА, другой в рядах РККА. Примерно в одно время, в одном и том же месте на карте. Я не хочу думать, что они друг друга поубивали, я избегаю этой мысли, и мне нечего в этот день праздновать. Они оба хотели бы мне счастья. Просто каждый из них счастье понимал по-своему. Деды, спасибо. Я справлюсь. Я обязательно буду счастлив, я уже работаю над этим Я вас вижу в небесах, один в штальхельме поверх мазепинки козырьком назад, второй в “сэша-сорок”, на распущенной по ушам пилотке.
Блять, ну как же так получилось? Вы же почти из одного села, диды! Но все, больше так не будет. Свои со своими не воюют, а наносную сволочь мы выметем. Больше – никогда
А тем георгиевским лошадям, которые хотят повторить и обещают показать, сообщаю – шо как только вы начнете показывать, так вам сразу и повторят, до самых до окраин.
Счастливые люди – они самые страшные в бою за свое счастье. Потому что едят в реальности грейпфруты, а не овес по телевизору, и им есть что терять.
