Васино счастье (парт севен 18+)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, В КОТОРОЙ ВАСЯ ЕДЕТ ДОМОЙ

Егоров вылез из машины, подал руку переводчице, подождал, пока второй переводчик с корзиной и букетом вылезет со своей стороны автомобиля, и двинулся ко входу в «оспедале». Поднялся по ступеням, придержал крутящуюся дверь, подтолкнул переводчицу вперед и уместился с ней в один сегмент. Второй переводчик, учитывая свои габариты, благоразумно остался ждать своего разрешающего поворота двери снаружи.

— Ненавижу я, Светка, эти карусели. Нахуя они их делают? Со всех же сторон неудобно, согласись. Как они сюда каталки с больными протискивают?

— Они их с другого входа завозят. Сзади. Егоров, лапы с моей жопы убери и не прижимайся так.

Егоров и переводчица оказались в кондиционированной приемной госпиталя, дождались появления второго переводчика, рассыпающего за собой лепестки хризантем, и двинулись к стойке регистрации. Светка на ходу оправила узкую юбку.

— Здравствуйте, — строго сказал Егоров, облокотившись на стойку ресепшна. — Хау ду ю ду. Камон еврибади. Мы больного проведать пришли. Передачку занести. Апельсины-помидоры. Вам уже звонили сегодня насчет нас, наверное?

Светка тут же зачирикала что-то светло-кофейной регистраторше. Второй переводчик стоял монументом неизвестному солдату за спиной у Егорова. Регистраторша позыркала шустрыми черными глазами и что-то спросила у Светки. Та выслушала, и кивнула головой.

— Спрашивает — ты ему родственник? Какой степени?

— Авокатто, — надменно сказал Егоров. Регистраторша с пониманием закивала. Еще бы, адвокат — это не какой–то вам родственник. Это совсем другое дело. Это ближе любого родственника. Регистраторша тут же защелкала кнопками на клавиатуре.

— Э консильори, — добывая крупицы знания из памяти, внезапно добавил Егоров. Кофейная регистраторша перестала клацать, напряглась и тревожно оглянулась на охранника, маячившего неподалеку.

— Э-э-э… Консуленте, — легко поправила ослепительная Светка. — Егоров, не пизди лишнего, ладно? Не надо людей пугать. Давай без демонстрации знания телесериалов.
— Светка призывно помахала рукой охраннику, который нерешительно двинулся навстречу, но затем остановился. Светка сама зацокала каблучками по мрамору к нему навстречу, и снова зачирикала на смешном языке, в который выродилась когда–то медная имперская латынь.

«Миланская сучка», — неприязненно подумала регистраторша, глядя на передергивающуюся на ходу Светкину юбку: «акцент, тряпки модные, ходит, как на каблуках родилась. А жопа, мама миа, какая жопа, из фитнеса не вылезает, наверное». Регистраторша непроизвольно поджала свои, тоже довольно неплохие ягодицы на сидении.

— Ио, — сказал страшноватый русский адвокат, тыча в себя толстым пальцем со сведенной татуировкой. — Авокатто. И дотторе. Для руссо маринеро. Держим в банко миллионно и плеванто на законо. Режиссенто нам нашего болящего надо повидать, понимаешь, красавица?

Регистраторша, ничего не понимая, на всякий случай, улыбнулась, затем вопросительно посмотрела на второго переводчика. Тот стоял, как вмурованный в пол.

Русский авокатто что-то сказал ему на своем первобытном языке, запасной переводчик свел брови в кучу, внезапно пришел в движение, резко и собранно, как поршневая группа двигателя, и положил букет хризантем перед регистраторшей.

— Донна бела маре, кредере кантаре, — сказал русский правовед, возможно, на румынском языке. — Жалко, ненадолго заехали. Ихь бин тебе телефонирен. Номер дай. Ириска ты эдакая, шоколадная.

Регистраторша судорожно кивнула головой, изображая благодарность, и панически взглянула на охранника. Тот отчаянно разводил руками перед переводчицей, и клялся чем-то святым. Переводчица раздраженно развернулась, зацокала каблучками обратно к своему боссу. Регистраторша быстро нацарапала номер на обороте госпитальной визитки и передала русскому дотторе э авокатто. «Вот это пес», — подумала регистраторша: «Такой, если сверху его пристроить, кровать провалит. Святая богородица. Неужели, в самом деле, позвонит?»

— Егоров, он не проведет, — сказала переводчица. — Ему пост покидать нельзя. Идем сами, или надо ждать ординатора. Пятый этаж, пятая палата.

— Тут что, по одной палате на этаж? — удивился Егоров. — Нихуя себе Вася устроился за Ибрагимовы деньги…

— Тут не на всех этажах палаты. Ты пропуск получил у этой мартышки? Нет? Панятна. Синьора… — Светка опять залопотала, улыбаясь ненавистным регистраторше миланским оскалом. Регистраторша, взаимно фальшиво улыбаясь, выложила на стойку три бейджа — для синьора авокатто, его переводчика и миланской холеной сучки.

— Банджорна асталависта, все заебиста, — поблагодарил на чистом румынском языке русский адвокат, и двинулся со своей свитой к лифту.

— Ты что-нибудь понимаешь, Марио? — спросила регистраторша у охранника, глядя вслед процессии. — Русский адвокат, с румынским языком, у человека с чешским паспортом и финским лицом. Ради которого звонили из британского и албанского посольств. С двумя переводчиками — одна сучка явно из Милана, а второй, кажется, вообще глухонемой. Что творится в этом мире?

Охранник посмотрел на шоколадное ушко собеседницы, облизнул губы. Затем перегнулся через стойку регистрации и взял девушку за руку.

— Это глобализация и конец света, Шеба. Нельзя терять времени.

— Иди к черту, Марио. Пер бакко, у тебя двое детей. И кредиты.

***
Светка двинулась к главному врачу отделения, молчаливый переводчик отдал здоровенную корзину Егорову и занял место у дверей палаты, Егоров потоптался, подтянул галстук, открыл дверь и ступил внутрь.

— Есть кто живой? Хотя бы частично…

— Егоров, бля…

— Васька. Ты как кремовое пирожное, слушай.

— Это от ожогов намазано.

Вася, в дурацкой распашонке, без штанов, и с белым кремом на лице, сидел на кровати с дистанционным джойстиком от игровой приставки в руках. Егоров поставил объемистую корзину на пол, и присел рядом с Васей. Вздохнул, потрепал Васю по загривку. Вася отдернулся и зашипел.

— Извини, Вась. Давай, рассказывай. Яблоко хочешь? Из дома привез. Крымские.
Вася взял яблоко, куснул, и начал рассказывать. Егоров, взяв еще одно, слушал внимательно, не перебивая, и не переспрашивая.

—… ну и вот, — грустно подвел итоги Вася. — А потом меня подобрали итальянские погранцы, или береговая охрана — хуй его знает, как они точно называются. Я уже в отключке лежал. Они там на папуасов и румын охотились, которые в Италию морем ломятся. Посмотрели на меня — вроде не папуас, хотя загорел я тогда уже изрядно. По лодке — вроде и не румын. Покопались в вещах, нашли чешский паспорт, кучу денег. У румын столько денег не бывает. Пистолет я утопил. Отвезли в какую-то срань, в госпиталь, потом оттуда в Леччо, потом в Бари. Только заснешь на местном промедоле, как тебя уже опять куда-то катят на тележке. Полицая приставили.

— Как ты умудрился там вообще затеряться? — спросил недоуменно Егоров. — Это же лягушатник, бля. Чистые Пруды. Странно не то, что тебя подобрали, а что прогулочным катером или сухогрузом не переехали. Что это значит — «лег, закрыл глаза и пиздец»? Вася, ты что? Временно помешался?

Вася пусто смотрел на стенку перед собой, Егоров крутил в руке яблоко. — Ладно, извини, Вась. Давай дальше.

— Вызвали какого-то чеха. Чех приехал, стал о чем-то меня спрашивать, я вроде его понимаю, а ответить ничего не могу. «Гыржики-мыржики». Пришлось снова сознание терять. Чех потоптался, оставил визитку и уехал.

Тогда я опять пришел в сознание, позвал местного айболита, сказал по-английски, что совершал морскую прогулку, мотор отказал, меня и унесло. Почти не соврал — у меня в чешском паспорте честные визы, тем более — хуле, Евросоюз, одна страна. От консульской помощи отказался, попросил сообщить своему адвокату. Вот ты и приехал. — Вася тоскливо вздохнул.

— Пиздец мне, Егоров. Мне теперь от Хаши всю жизнь бегать придется. Деньги пропали. И, главное, ради чего? Что я получил в итоге?

Егоров сосредоточенно покрутил яблоко и отложил его на стол. Покусал губу.

— Вася. Послушай меня внимательно. Тут кое–что изменилось, пока ты на больничном был. Во-первых, Хаши больше нет. Его в тот же день, как ты съебался, расстреляли в машине.

— Как? — ошарашено, спросил Вася. — У него же броневик, как у Ленина в октябре!..

— Как… «Корнет» не пожалели. Царская смерть, Вася. Хаши был серьезный человек, на такого не грех и ПТУРС потратить. Теперь в семье Ибрагим главный, старший сын Хаши. Он руль на себя взял, и сразу разбираться начал. Дело чести.

— Егоров, а ты знаешь, что бог есть на небе, и он все слышит? — помолчав, сказал Вася. — Так мне что, теперь от Ибрагима прятаться?

— Подожди, дослушай. Кое-кого из стрелков взяли. Те показали на Османа. А Осман не для себя это затеял, сам понимаешь. Но это уже не твое дело. Твое дело, что ты эту фишку вычислил, и следил за Османом. Беким подтвердил, что ты Осману не доверял, и что Осман под тебя копал. Конечно, умнее было маякнуть кому надо — но откуда тебе было знать, кто еще с Османом перекрасился? Ты к человеку с докладом, а человек тебе маслину в глаз.Вот ты и разбирался сам, как умел. Глупо. Но честно и благородно.

— Так вот оно что, — медленно проговорил Вася, вспоминая чудеса по дороге во Влеру. — Ага. Ну да, подумали, что Хаши меня послал. Выжил после «корнета», и послал. А если Хаши выжил, да еще знает — чьих рук это было дело… то пиздец всем в радиусе светового года. Вот, Егоров, как меняет нашу жизнь отсутствие устойчивого мобильного покрытия. Ладно, а почему же я Хаши не сказал, раз я такой, сука, умный?

— А потому что ты везучий сукин сын. Наверняка знать ты не мог, а у вас в тот день интернет упал. Не без помощи Османа, я думаю. И связь тоже наебнулась до обеда. Что ты мог сделать? Шпионка твоя, которая с Османом трахалась по твоему заданию, как только связь поднялась, доложила тебе днем где Осман, с телефона, который ты ей выдал, ты и поехал ему навстречу из Влеры засаду ставить…

— Подожди, — ошеломленно перебил эту сказку Вася. — Какая моя шпионка? Какой телефон? Кому я его выдал? Кто это уже по моему заданию трахался? Почему я не в курсе своих заданий?

— Персидская красавица из Таллина. А что? Не твой человек? Ибрагиму сказала, что твой…

— Что с ней? — мрачно спросил Вася.

— Домой поехала. На своей машине и с хорошими деньгами. Может, еще вернется, Ибрагим ее в Корчу менеджером звал. Вася, не перебивай. И вот, ты один ломанулся ловить Османа. Изменить ты ничего не смог. Но пристрелил иуду и его холуев. Вот так, Вася. — Егоров хрустнул яблоком. — А потом попытался вывезти свою девку. Все же знали, что там у вас любовь-морковь, да и Хаши ее баловал. Ну и дальше уже врать не надо, все так и было. Учти, это официальная версия.

— Ай да я, ай да молодец! — потрясенно сказал Вася. — Немножко только не успел, оказывается, мир спасти. Вот я какой ловкий…

— Так что Ибрагим тебя все равно найдет. Ты для него теперь как брат. Отца его хотел спасти. Не смог, да. Но отомстил, как мужчина. Жизнью при этом рисковал, под пули лез, женщину свою потерял. Ибрагим велел передать: его дом — твой дом. Ну, про деньги — понятно, волноваться тебе нечего. Он на уши британское и албанское посольства поставил, почему тебя в Бари и перевезли, и валяешься ты тут как король на пенсии. Под госпиталем охрана стоит такая, что полиция от нее шарахается. Вообще, хотели тебя в Рим везти, но я сказал — не надо болезного дергать. Оттуда врачей привозите. За мной с Башкиром чартер прислал. И вообще… — Егоров улыбнулся. — Везучий ты сукин сын.

— Ох, везучий, — тускло согласился Вася. — Сам себе завидую.

Егоров помрачнел и приобнял Васю за плечи, стараясь не извозиться в противоожоговом геле.

— Вася. Ты думаешь, я сейчас ссать тебе в уши буду, что она была блядью, и ты себе таких еще много найдешь? Не буду, Вася. Я все понимаю. Что случилось — то случилось. Перетерпи. Поехали домой, а, Вась?

— Слышишь, а если я Ибрагима попрошу — он мне вертолет подарит? — задумчиво спросил Вася.

— Какой вертолет? — Егоров непониающе посмотрел на Васю.

— Противолодочный. Ка-29. У него есть, я знаю.
— Вася, — осторожно спросил Егоров. — Если тебе пока плохо, может, ты полежишь здесь еще?

— Нет уж. Поехали домой, Егоров.

Егоров кивнул, достал из корзины, из-под яблок, кроссовки и поставил на кровать.

ЭПИЛОГ

Вася простудился и заболел

Болеть он решил красиво. Вытащил из шкафа свитер с оленями, намотал на шею шарф, согрел молоко, растопил в нем кусок масла, добавил сахар, размешал. Подошел к зеркалу. Все было отлично, кроме кружки. В кадр она не годилась. Нужна была керамическая, а эта из какого-то постиндастриального пластика, да еще полупрозрачная. Не айс.

Зато лицо было то, что надо. Опухший от насморка нос, покрасневшие глаза — все говорило о благородных страданиях. Вася решил простить себе кружку, и подошел к окну.

За окном висели снежинки. Медленно опускались, потом медленно поднимались. «Поток что ли у дома восходящий?» — вяло подумал Вася: «чего они не падают-то?» Но висели снежинки выразительно, красиво дополняя Васину болезнь.

После двух глотков горячего Вася вспотел под свитером, полез его снимать, потом вспомнил, что в этом-то и есть смысл лечения. Преисполнившись терпением, Вася шарф снял, а свитер оставил.

Зазвонил телефон. Вася взглянул на входящий номер и скривился. Номер был нехороший.

— Ну? — недружелюбно сказал Вася в трубку. — Чего еще?

— Вася, — ласково сказал в ухо злобный Егоров. — Как твое здоровье, родной?

— Твоими молитвами. У меня острое респираторное заболевание после последней твоей затеи. Такое острое, что я могу им даже порезаться и умереть. Ты мне дашь в этой жизни хоть раз спокойно умереть, Егоров?

— Согласен, был неправ. Но я же извинился! Слушай, я сейчас тебе по другому поводу звоню, — голос Егорова стал осторожным. — Я тут сейчас в одном месте… далеко. В отстойнике для нелегальных мигрантов. Буцегарня, короче. По одному делу… неважно. Напротив меня сидит одна особа, и рассказывает прелюбопытнейшие вещи. Больше на книжку про пиратов похоже, но иммиграционный чиновник кое-что подтверждает.

— Как ее зовут? — буркнул Вася. — И причем здесь я?

— Не говорит, как зовут. То есть, говорит, но брешет, как собака. Уже три имени назвала. Сама запомнить не может. Дело не в этом. У тебя на «зодиаке» форпик был, помнишь? Там спасжилет лежал?

— Какой зодиак? Какой форпик? — Вася непонимающе уставился на неправильные снежинки.

— Ну ты даешь! Лодка, с которой тебя итальянские погранцы сняли. На носу там мягкий форпик был, типа отделения для всякого хлама. Вася, ты же покупал его, что не посмотрел?

— Я не покупал его, — хрипло сказал Вася. — Я его спиздил. Когда я мог его купить? За какие деньги? Я что тебе, одноногий, про всякие форпики знать. Волосы у нее какого цвета?

— Как тебе сказать?… — Егоров по ту сторону замялся. — Пока никакого, ее постригли налысо, так что на голове у нее щетка обычного волосяного цвета. Но по-русски чешет без акцента…

— И что она рассказывает? — совершенно осипнув, спросил Вася.

— Да вообще рафаэль саббатини. Какой-то мудак выкрал ее из приличной приемной семьи, где она жила, горя не зная, она испугалась, от него сбежала, прыгнула в воду, стянув спасжилет с лодки, мозгов у нее, конечно, как у ракушки… поплавала, поняла, что ей пиздец, погребла обратно к лодке. Лодки, естественно, нет, вокруг вода без берегов, а потом ее засекли с прогулочной яхты…

Снежинки за окном замерли и с любопытством смотрели на Васю через стекло.

***
— Трубку, — сказал Вася уже совсем без голоса, стараясь не расплескать горячее молоко. — Егоров. Дай ей трубку.

ЗЕ ЕНД