Дорога во все стороны, або Бурезина. Парт 1

Хронология приветствуется в путевых заметках, но необязательна в военных. Потому что в путевых записях иначе как мимо Полтавы из Киева в Харьков проехать невозможно, а вот был ли тот случай в Бахмуте до, или после Торецка, на войне сказать невозможно. Начинаешь выяснять и вспоминать, и оказывается, что Бахмут был между двумя Торецками, до Волновахи но после Северска, по пути в Авдеевку. Парадоксальная география.

Понятно, что с такой нелинейностью пространства время тоже искривляется. Поэтому на хронологию мы забьем болт, и будем писать как придется, а вы сами разберетесь кто там кому кот. Не маленькие уже, четвертый год воюете.

1. Дорога. Бурезина.

Я с трудом разлепил глаза и попытался сесть на спальнике ДАФа. Ночью, во сне, на одной из колдобин я случайно головой включил автономный обогрев спального места фуры, и, при забортной температуре более тридцати градусов в шесть утра, полка превратилась в банную. Странно, что не потек электролит в батарейках, на коробках с которыми я спал.

Чтобы понять — где он находится, человек, согласно древним инстинктам, сначала смотрит на дорогу. Уже потом он понимает, что асфальт малоинформативен, и надо смотреть на вывески и указатели. Я просунул голову между шкиперским и штурманскими креслами, инстинктивно и покорно посмотрел на асфальт, потом на вывески, и в меня на ходу впечаталось нечеловеческое слово «Бурезина». Была в нем и буря, и резня, и отступающее через Березину наполеоновское воинство, и еще какая-то Зина.

– Юра, где мы вообще находимся? – сипло спросил я, – и откуда в кабине женщина? Вроде ж не было женщин когда выезжали?

– К Полтаве подъезжаем. Девочек на трассе подобрали, они поломались немного, – в порядке заданных вопросов ответил Сверчок.

– Нормально. А чо они ломались? Мы же классные ребята, а не шопопало. И где остальные девочки? В джипе?

Блондинка развернулась, выглянула из-за подголовника штурманского кресла и посмотрела на меня. Повеяло свежим ветерком из окна машины и мне сразу полегчало.

– Воронкова. Нате-здрасте. Слушай, раз уж ты тут… у тебя под ногами, где мои берцы стоят, бутылка с водой должна быть. Подай, если не трудно.

– Хыр-фыр-фыр! – заявила рация на торпеде грузовика голосом Кости Значка, пропущенным через мясорубку, фазинвертор и радио Маяк.

– Не понял, – ответил Сверчок. – Костя, повтори, прием.

– Хыр. Фыр. Фыр. – более отчетливо сказала рация.

– В Полтаве. На заправке. Кофе выпьем, там всех и соберем.

***
Одна из величайших радостей в жизни — случайно на дороге встретить друга, который едет по одному с тобой делу, но в другую сторону. Тогда бесконечные километры и утомительные часы сжимаются до размеров общей подводной лодки, где все живут по разным отсекам и вахтам, но с одним смыслом и в одну сторону.

Собственно, ничего страшного не случилось. Волонтерская группа Наташи Воронковой поломалась на трассе, а тут ехали мы. Подобрали экипаж, рапсределили по машинам, они вызвали из Полтавы спецов по ремонту, а мы повезли их дожидаться результатов осмотра — понадобится машине терапевт, хирург или патологоанатом?

Во всем мире это считается нормой, правда корпоративной, а не социальной. Дальнобойный Резиновый Утенок всегда поможет другому Утенку, доктор — доктору, полицейский — полицейскому, один хиппан найдет вписку у другого, а вор прикроет вора.

Но хрен кто тебя бесплатно подвезет из Киева в Одессу бесплатно на том основании, что ты тоже из Одессы. Эта территориальная общность не работает безусловно, только с изъятиями — например, ты красивая девушка, автостопщик (но до поворота), или водитель – адепт секты Бесплатных Помогальщиков.

(Кстати, меня всегда интересовало — что будет, если маньяк водитель подберет маньяка попутчика? Кто кого заборет — кит или слон?)

***
Атомизация нашего общества была чудовищной даже по сравнению с кочевниками-бедуинами.

Искусственно выведенный московской социальной инженерией монстр-«хохол» по ментальной изоляции превосходил любую «черную дыру», и не взаимодействовал ни с чем, ни во времени, ни в пространстве. Вот даже легендарное «два козака — три гетьмана» – это фигня, а то шо для создания одного хохляцкого кванта требовалось три «хохла», причем каждый будет отдельно делать свою треть неделимого элемента – это факт, хотя и несовместимый с основными законами Мироздания.

Собственно, для того «хохол» и выводился имперскими затейниками, чтобы квант Украины не появился в мире никогда.

После разрушения естественной хуторянской системы социальных отношений, где «кум моего кума — мой кум» и «все люди-кумовья», и замены ее на фальшивое имперское «все люди – братья», атомизация стала абсолютной. Любому дураку понятно, что все люди — ни разу не братья, если нет соответствующих документов ЗАГСа.

Каждая нация справлялась с этой бедой как могла. Профессиональные и субкультурные связи и поручительства частично заменили родственные — поскольку в многочисленных обществах всех родных уже нельзя запомнить. А по устному заявлению в кабаке нельзя верифицировать. Поэтому предлагалось поверить на слово, что все люди — родственники по царьбатюшке/коммунизму/славянству/невиданной хуйне.

Кто-то решал проблему с помощью традиций-адатов, требовавших подвозить до аула на своем ослике любого попутчика, и кормить до отвала. Кто-то с помощью религий, велевших идти с первым стречным два поприща, вместо одного, и отдавать последнюю рубашку. И только в Московии придумали поразительную систему централизованного сбора и распределения братства, когда это братство мешками надо сносить в кремлевский амбар, где оно хранится до нужного времени. Пока мир — тебе это братство выдают порционно, по талонам. Когда война — братство возвращется продотрядами обратно. А когда война закончится — за каждый килограмм потребленного братства надо отчитаться.

– Что-то ты недобратил в эту войну, братишка… – нехорошо улыбаясь говорит москаль.

– Та як жеж??? – офигевает «хохол» – Девять миллионов призыва Украйна вам дала, три из них погибло за братство! От Карпат до Дону — руина и пепел, а в Москве — метро! Куды ж ще больше братуваты?

– А вот тут у нас что? А тут? Оборона Москвы и Сталинград — это, конечно, хорошо, неплохо поработали, братишки. А кто сельсовет в Чупырях спалил? Эх, бандеры вы, бандеры… Вот что вы за люди такие, хохлы, только от вас отвернись — вы опять за свое! Ладно. Поднимете нам целину, построите БАМ, отработаете на Дальнем Востоке и Крайнем Севере, и считайте, что за нашу Великую Отечественную вы с нами в расчете. Пока. Но учтите, чтобы это было в последний раз, братишки.

Ебал я такое братство. Когда понимаешь запоздало, что надо было не Москву защищать, а сельсоветов побольше жечь. В «русском мире» нет более разъединяющего слова, чем «брат».

***
К сожалению, основой для формирования метасвязей, объединяющих профессиональные, культурные и субкультурные, религиозные и другие сообщества нашей страны, стала война.

Конечно, я тоже хотел бы национально объединяться мирно, под проповеди обнявшихся правобережного Мартина Лютера и левобережного Мартина Лютера Кинга, под битловский «Имейджн», под цветение трав и проведение в этих травах бесконечного чемпионата мира по футболу, нагишом и смешанными командами.

Но нихуя нас за эти века не смогло объединить и сделать братьями кроме «войны против братства». Значит надо брать то, что есть, и не выделываться. В конце-концов, мы не первая нация, существовавшая в песнях, но в реальности созданная войной.

– …Трудно тебе придется в армии, – заметила спутница Воронковой.

– Почему? – удивился я.

– Чувство у меня такое. Ты головой лишнюю работу делаешь. Вот зачем ты головой во сне нечаянно печку в машине включил? Мне Юра сказал. Ты знаешь что это лишний расход топлива?

Пока я искал подходящий ответ, совмещающий “знать” и “спать”, приехала машина забирать группу Воронковой. Мы разбудили командира Сверчка, спавшего в кофе, начали прощаться и обниматься. Воронкова чмокнула меня в щеку.

– Наташ, – спросил я ее. – А что такое «Бурезина»?

– Автомобильная резина, бывшая в употреблении.

– А ее покупают или продают?

– Это уже как карта ляжет, Лук.

Друзяки сели в запасной кар и уехали. Мы махали им вслед руками до тех пор, пока Сверчок опять не заснул. Мы разбудили его, прекратили махание и посадили за кермо ДАФа, Значок хлопнул дверью конвойного джипа для снайперов, пропустил вантаж вперед, и мы двинулись дальше на Восток.

Пусть вам всегда нормально ложится карта, дорогие кумы и кумасеньки. А то шо резина у всех нас постоянно б/у — так это не главное. Главное — в конце-концов доехать до нужного места, или встретить того, кто подвезет.

1.2. Лисичанск. Наши годы школьные.

Мы стояли на лисичанской улице и ожидали медиков из 93-й, чтобы передать им часть груза. Чувствовали мы себя легко и крылато, потому что сбросили 1-й танковой транспорируемую баню, злоебучую и величественную, как гибрид Кельнского собора и Саграда Фамилия. Я вам скажу, что буксировать от Киева сооружение, способное одновременно напугать и восхитить даже танкиста, это сложно, страшно и утомительно. Поэтому отстыковавшись от помывательного комбината наш ДАФ летел, обгоняя сам себя, а мы пели в кабине хором.

Но эта баня — слишком серьезная вещь, чтобы о ней рассказать в одном абзаце, так что я к ней еще вернусь отдельно. А пока что мы стояли счастливые, как женихи и именинники одновременно, и рассматривали лисичанскую школу — совместный шедевр архитектуры и артиллерии. Сверчок, счастливый как жених и именинник, кажется спал, сжимая банку энергетика.

– Был бы я пятиклассником, – честно признался я Значку, – мне бы это даже понравилось. Всегда в детстве хотел со своей школой сотворить нечто подобное.

– Сепаратизм! – Костя сплюнул в пыль. – Мечты сбываются! Слушай, бросал бы ты курить.

– Нельзя, – серьезно ответил я. – Сразу после того как бросаешь пить, отказ от курения смертельно опасен. Ты провоцируешь Бога. Он видит, что ты достиг своего максимума святости, понимает, что это не навсегда, и может не удержаться – забрать тебя на Небо, пока ты снова не скатился в грехи. Для твоей же пользы. Поэтому постоянно — а особенно, если ты едешь туда, где стреляют — надо носить в себе немного сволочи. В меру. Чтобы Бог понимал, что ты еще не воплощенная святость, но и не совсем безнадежен. И давал тебе шанс еще пожить и исправиться на этой земле.

– Ты не бойся, – сказал Костя Значок. – Тебе, после того как ты бросишь курить, еще бросить пиздеть придется, для святости. Так что бросай курить, не ссы.

Я почувствовал, что встал на скользкую дорожку, и перевел разговор на другую тему — откуда вылетело и куда прилетело в эту несчастную школу. Мы со Значком тыкали во все стороны руками, предполагая директрисы огня и рисовали в небе пальцами баллистические дуги. Прохожие предчувствовали что-то нехорошее, и обходили нас по обочинам (по которым, как известно, ходить строго-настрого не рекомендуется). В итоге я понял, что артиллерист из меня тоже не сюпарб, по крайней мере, Юлий Цезарь катапульту мне бы не доверил.

Тут что-то бибикнуло, и за нашим ДАФом встал армейский медицинский фургон. Из него вылезли двое — высокий и смиренный с виду как капуцин медик Коля и водитель — рыжий санта-клаус военного времени, с бородой и в камуфляже.

Значок прекратил баллистические вычисления и пошел открывать дверь фуры. Это было первое открытие дверей после их торжественного закрытия в Киеве. Я присутствовал на этом закрытии, и примерно представлял – как уложены вещи в конце будки. Я зажмурился. Перед глазами поплыли заголовки газет: «Молодой волонтер был насмерть завален банками с энергетиком. Из груды плоти, металла и кофеиновой пены восстал Халк.»

Костя выдернул шплинт, развернул фиксатор и потянул на себя дверь (…)