Васино счастье (парт три, совершенно 21+)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, В КОТОРОЙ ВАСЯ ЛЕТАЕТ НА ВЕРТОЛЕТЕ

Осман вернулся на «металлобазу» к обеду, привез сонную Зулейку и похмельных близняшек из Влеры, сдал близняшек в блок, назначив им день и время съемки у Васи. Судя по всему, шли они комплектом, одним лотом. А напоролся Вася на Османа в столовой, где тот хлебал харчо из тарелки.

Вася матюкнулся про себя, попытался проскользнуть незаметно, но Осман заметил его и приветственно помахал рукой — садись, мол, рядом. Вася показал на окошко раздачи, заставил поднос тарелками и сел напротив Османа.

— Как доехал? — миролюбиво поинтересовался Осман, дуя на ложку.

— Нормально, — мрачно ответил Вася. — Пробок не было.

— Ты, если баб увозишь, сообщай мне хотя бы. Мы ее обыскались. Надо же, приехало по списку пятнадцать, а уехало четырнадцать. — Осман ухмыльнулся и отправил ложку в рот. — Мы чуть ли не по кустам ее искали, после того как все кровати и сортиры проверили. Одной не хватает, хоть тресни.

Коварная Васина крыса подозрительно сощурилась и нервно дернула хвостом.

— Я на нее наступил нечаянно, когда выходил, — с честным лицом сказал Вася. — Бухая в дрова лежала. Обрыгалась вся. Я и подобрал, чтобы зря не валялась.

— Не надо было подбирать. Она на работе. Может, кому-то такая бухая и нужна. Может кто-то из гостей любит бесчувственные тела ебать, удовольствие от этого получает. Он ей жопу рвет, а она только глаза таращит и мычит. — Осман выжидательно посмотрел на Васю. — Гости разное любят. И странное тоже. Если бы мы подумали, что она сбежала — подняли бы тревогу по всей стране. Нехорошо людей зря беспокоить. Больше так не делай. Если не знаешь, можно или нет — лучше спрашивай. Где она сейчас?

Вася пожал плечами: «Дрыхнет, наверное».

— Хорошо. — Осман облизал ложку и встал из-за стола, подобрав пустую тарелку. — Мы поняли друг друга? — Вася кивнул. Осман двинулся к столику с грязной посудой, потом на выход.

— Ага, список, как же… — пробурчал Вася. — Когда они были, эти списки? — Крыса согласно кивнула. Брехал Осман, ох брехал. И про работу, и про списки. Не послал бы Хаши Бьют в этот бедлам. И Зулейку тоже. Второе правило Хаши Вася хорошо помнил. Охрана девок не трогает.

Вася задумчиво побрел к гостевому блоку, гоняя в голове подозрительную крысу.
Зашел в прохладу холла гостевого домика, подошел к своей двери, повернул ключ, и…

— Ты как сюда попала, зараза? — спросил Вася. Посмотрел на разодранную противомоскитную сетку на окне. — Ага. Казенное имущество портим. Мирча узнает, по жопе тебе надает.

— Ты, тварь ебаная… — зарычала желтоглазая рысь с пеной на клыках. — Ты какого хуя в мою жизнь лезешь? Дутэ ын пула, ты мне что, папочка, швуль развальцованный?… Может, ты у моей пизды учетчиком встанешь с карандашом своим обгрызенным, каццо висячий…

Вася устало прикрыл глаза. Ругань была бесподобной, а языков Вася насчитал как минимум четыре — общение с кладовщиками явно пошло на пользу Бьют. Потом Васе надоело пятиться по комнате, он приоткрыл один глаз, прикидывая место приложения оплеухи, но передумал — девочку и так часто в жизни били ни за что. Хватит с нее. Сейчас за ухо — и на выход.

Рысь, видимо, о чем-то догадалась, и прыгнула вперед, целясь Васе в глаза. Вася перехватил ей руку, заломил, другой рукой запрокинул за волосы голову назад и бодрым поджопником обозначил направление движения в душ. Там отпустил волосы Бьют, продолжая фиксировать ее руку за спиной, и открутил кран с холодной водой. Приятный в жару дождик полился на головы неразлучных друзей. Не разлей, так сказать, вода.

Рысь взвыла, и Вася мог поклясться, что он нее пошел пар, как от раскаленной плиты. Свободной рукой она пыталась достать Васю через спину, а ногами лягалась, не как кошачье, а как непарнокопытное. Рука — ладно, а вот лягания начали Васю утомлять, и он свободной рукой спустил с Бьют шорты в трусами чуть ниже колен, ограничив подвижность ног («мои же шорты» — с обидой подумал Вася).

Затем добавил напор холодной водички, взял с полочки кусок мыла, покрутил его в ладони под струей, положил обратно и намылил Бьют задницу.

— После негра тебе совсем будет просто. — Ввел палец девушке в зад, подвигал. Получилось не то чтобы и просто, но орать Бьют не стала, а зашипела, и заскребла по кафелю ногтями. — А если два? — Бьют заколотила по кафелю кулаком.
Вася улыбнулся. Из школьных иллюзий он вышел давно, и хорошо знал, что изнасиловать женщину стоя, в одиночку, да еще в жопу, можно только в двух случаях. Или избив ее до полусмерти и подавив сопротивление, или… «да уж, оригинальный способ мириться», — подумал Вася: «ох ты и артистка, драмы и комедии…»

Он наступил на спущенные шорты ногой, выдернул из них Бьют и развернул ее к себе лицом, прижав спиной к кафельной стенке. Девчонка скалилась, моргала, сдувала мокрые волосы с глаз и отплевывалась водой.

— Бьютик, ну хватит, — примирительно сказал Вася. — Видишь, мы оба мокнем, но я же все равно тебя не отпущу, пока ты не угомонишься. Будем так до вечера стоять, простудимся и умрем. Похоронят нас рядом, на полигоне, и мы будем перестукиваться через стенку.

Бьют презрительно плюнула Васе в лицо струйкой воды, затем забросила голую ногу ему на поясницу. Вася отпустил руку Бьют, которая тут же начала нашаривать шнурок его спортивных штанов. Затем девушка запрыгнула на Васю уже обеими ногами, подтянувшись его шею и начиная моститься на дикий Васин член. Потом остановилась, тревожно спросила: «Попой?» Вася отрицательно покачал головой: «Пипой». Бьют кивнула мокрой головой, подтянулась немного выше и гладко уселась.

Пристроилась, покрутилась, откинулась на стенку, потянула вверх тазом, изгибая Васин член.

— Теплой воды добавь… Ай… ай… ай… Ой, нет, убавь, это уже горячая! Ой… ой…

***
— Мне же деньги нужны, — плаксиво пояснила Бьют, вытирая голову полотенцем. Васиным, естественно. — На обеспечении быть это одно, а деньги это другое. В борделе хоть немного давали, а тут прямо бери пой со шляпой возле КПП.

— Вот твои деньги. — Вася бросил на стол скомканные шестьсот евро. — Первый раз в жизни сутенером поработал. Ради тебя. И в последний, надеюсь.

Бьют цапнула купюры, пересчитала и явно удивилась. Выкатила на Васю рысьи глаза.

— Ого. Здесь на двоих с Зулейкой?

— Нет, все твои. — Вася внимательно следил за поведением Бьют.

— Ничегосеько. Что же я там исполняла? — Бьют виновато улыбнулась. — Понятно, чего ты взъелся. Что-то вообще такое «о-го-го», да? Хорошо хоть я не все помню. А половину кому отдавать? Тебе или Осману?

Есть! Крыса в Васиной голове сторожко встала на задние лапки и повела носом. А ну-ка, еще чуть-чуть…

— Ты, мелкая жадная зараза, — сказал Вася. — Ничего бы ты не получила. Опытом она своим меня удивить решила. Ты раньше в апартаментах через себя пропускала, и там с клиента одерживала фиксировано. А здесь предоплаченная вечеринка для гостей Хаши. А может, и вообще бесплатная. Осман наебал тебя. Это я деньги с негра вытряс. Личным обаянием. А иначе ты бы только даром хуев насосалась.

— Раньше он не наебывал, — обидчиво потянула носом Бьют.

Вот теперь все встало на свои места. И появление левых пассажиров на вечеринке, и странное поведение черного полковника, полезшего без удивления за деньгами. И какого черта Бьют приперлась туда, куда ее не звали. И Осман… ай, да Осман! А ведь молодец, Хаши по таким шалманам не таскается, и это не частная вечеринка, а клубная, гости часто друг друга не знают, а заплатить за одну и ебать всех, приводи друзей в бонус — отличное предложение!”Черные полковники» ведь тоже люди, амстердамские шлюхи все в профсоюзах, попробуй им нагруби. Без презерватива присунь — будешь на адвокатов тратиться. А тут девке хоть жопу со свистом порви.

— Слушай, Бьют, — Вася вздохнул. — Ты доиграешься. Осман не такой человек, чтобы за собой не убрать. И Хаши тебе не поможет. Ты вместе с Османом его наебываешь. Осман выкрутится. Всегда. Если надо — через твой труп. Ты ссыкуха еще с ним в такие игры играть. Третье Правило Хаши знаешь? Самое главное?

— Какое из них? У Хаши много правил, и все главные… а если Осман опять скажет ехать, так что, не ехать?

Вася понял — это бесполезно. Прав был злобный Егоров, каждый идет к своему личному концу. Красивая и блядовитая телеведущая, тупые и жадные братья Тырбу, седой и уставший Каштылян. Злобный и непредсказуемый Егоров. Наглая, хищная и бестолковая рысь с желто-зелеными глазами. И он, Вася, тоже идет к своему концу. Разница только в длине траектории, а больше ни в чем.

— Бьютик, — Вася притянул ее к себе и обнял. — Держись ко мне ближе. Не хочешь со мной ебаться и не надо. Не надо мне одолжение делать. Просто будь рядом. Вообще, перебирайся ко мне. Полотенце свое гулливерское бери. Тогда Осман точно отвянет. Если хочешь, я Костику скажу, он кровати раздвинет.

Осторожная крыса заверещала от ужаса в Васиной голове, и метнулась в угол.

— Зачем тогда перебираться, если он кровати раздвинет? — спросила Бьют, забросила Васе руки за шею, и, закрыв глаза, потянулась к нему губами. Вася потянулся навстречу, и замер, вспомнив черный хуй в этих губах.
— Что? — удивилась Бьют, открыв глаза.
Вася содрогнулся от отвращения. К самому себе. Мудрая крыса села на хвост, прикрыла лапкой глаза и покачала головой. Блядь, подумал Вася, блядь. До чего же ты, Вася, докатился. Ты что, сразу ничего не знал? Америку открыл? Эх, Вася, Вася… Крыса в отчаянии махнула лапкой, и убралась к себе в норку, закрывшись изнутри на замок.

— Ничего, — ответил Вася, — Все хорошо, Бьютик, — и втянул в себя влажный язык девчонки.
***

— Ничего не получится, — задумчиво сказала Бьют, валяясь на кровати и теребя Васин усталый член. — («Еще как получится», — проворчал Вася: «Дай ему отдохнуть немного») — Ой, да я не про это… Перебраться к тебе — это Хаши надо спрашивать. А он не разрешит.

«А он, как раз, разрешит», — подумал Вася: «И тогда мне пиздец. Крючок в губе. Егоров предупреждал. И крыса догадалась».

— Ну чего ты его дергаешь? Сама же говорила, что больше, чем мой, видела.

— Видела, — Бьют хихикнула. — Ну и что? Я и слона в зоопарке видела, так это же не мой слон был.

— А это что, уже твой слон?

— Ну… не совсем чужой. Допустим, знакомый слон. Мы с ним дружим… О, вот это другое дело… — Бьют засопела и полезла сверху на Васю. — Нет, спиной к тебе. Ты меня за талию держи, а я на тебя ноги поставлю. И руки. И вот это тоже. — Бьют опять хихикнула, и начала ставить «это тоже» на «слона». Начала двигаться, скользко удерживаясь ступнями на Васиных бедрах, потом ей эта эквилибристика надоела, она уперлась ногами в постель по обе стороны от Васи, выпятила попку и начала водить ею вверх-вниз, щекоча Васины ноги свесившимися на лицо мокрыми волосами.

Вася лежал, закинув руки за голову, и думал, что в мире есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно — как горит огонь, как бежит вода, и как скользит натянутая его стволом плотная пипка Бьют, при каждом спуске-подъеме оставляя за собой блестящую пленку свежего девчачьего сока.

***
В дверь постучали. Вася осторожно, чтобы не разбудить Бьют, поднялся, сняв с себя ее ногу, как обычно заброшенную поверх. Подошел к двери. Спросил тихо: «Кто там?»

— Это Беким. Вася, собирайся. Выезд есть. Только быстро.

Вася повернул ключ и открыл дверь, стараясь не шуметь. Беким стоял, согнанный и компактный, как разборной финский домик перед продажей, и в упор смотрел на Васю. Ох, совсем нехороший был Беким.

— Одевайся. Хаши сейчас тебе перезвонит, сам все объяснит. — Беким заглянул через Васино плечо на махровую кучу на постели. Спросил подозрительно. — Кто это у тебя?

— Костик, — брякнул Вася. Беким хмыкнул и покрутил головой. Из-за его плеча тут же выглянул сам Костик в любимой гавайской рубашке, и тоже воткнул любопытный нос в темную комнату.

— Не тяни. Камеру бери, аккумуляторы запасные. Я на улице жду. — Беким повернулся и пошел по коридору на выход. Костик, оглядываясь, потрусил за ним. «Вот, блядь!» — с досадой сказал Вася и начал искать штаны. Тут же зазвонил телефон на столе. Вася метнулся, чуть не опрокинув стул, цапнул трубку, быстро нажал кнопку, приложив к уху и, опасливо поглядываю на спящую Бьют, попятился в коридор.

— Але. Добрый вечер, ходжа, — тихо сказал Вася — Все нормально у меня с голосом, — вышел в коридор, притворил ногой дверь, чтобы не было слышно в номере. — Да. Да. Конечно, понимаю. Хорошо, — сбросил звонок, и уже совсем по-другому сказал: — Блядь! Вот блядь!

***
На улице было темно, хорошо и свежо. Вася вышел, поеживаясь, с кофром через плечо и двинулся к Бекиму с Костиком, светящим в потемках огоньками сигарет.

— На чем поедем? — зевая, спросил Вася.

— Не поедем. Полетим. На вертолете. — Вася захлопнул рот. — Двигай за мной. — Беким зашагал через двор, Вася догнал его, пошел рядом. Костик остался курить возле входа в гостевой блок. Дойдя до конца площадки, Вася привычно свернул в сторону хоздвора, к любимому Ка-29.

— Ты куда собрался? — спросил в спину Беким?

— Так вертолет же… — Вася недоуменно посмотрел на Бекима. — Там?..
— Вася, — нетерпеливо сказал Беким. — Просыпайся уже давай. Вертолет на полигоне ждет.

На полигоне раскручивал тощие лопасти легкий черный «Робинсон» R44, поблескивая прострелами габаритных огней. Вася разочарованно вздохнул.

— Лезь внутрь. На месте тебя встретит человек, зовут Марек. Рыжий такой. По–русски говорит хорошо. Он за тебя отвечает, от, и до, и за возвращение тоже. Что снимать, он тоже покажет.

— А ты?… — Вася растерялся.

— Я не лечу. Вот, держи. — Беким вытряхнул на ладонь белую таблетку. В вертушке найдешь, чем запить.

— Что это?

— Таблетка. Тебе ночь не спать. — Беким подумал немного, затем вытряхнул еще две штуки. — Это если совсем… устанешь. Давай, залезай. Да, телефон выключи. Вообще. До возвращения. Или дай его сюда, получишь потом обратно.

Вася пожал плечами, кинул одну таблетку в рот, две в карман, скривился, и полез в стекляшку «Робинсона».

***
Вернулся Вася на другой день, вечером, бледный и неразговорчивый. Поставил камеру на подзарядку и закурил прямо в номере, чего обычно не делал, выпуская дым в разорванную вчера Бьют противомоскитную сетку.

Бьют пыталась разговорить его, но обычно веселый Вася отмалчивался, отвечал односложно, а затем и вовсе завалился на постель. Изображая заботливую подругу, Бьют смоталась в столовку, где толстая Стэлла натолкала для маленького Василэ полный пакет еды, но когда девушка притащила пакет, Вася уже спал, лежа одетый с головой прямо поверх покрывала.

Бьют сразу надулась, обидевшись на неблагодарную скотину, которая не ценит заботу такой замечательной девушки, как Бьют, запихнула пакет в холодильник и ушла шляться по базе, поклявшись никогда больше обратно не возвращаться к этому бессовестному Васе. Но через два часа, когда стемнело, накурившись и нахохотавшись с кладовщиками, сменила гнев на милость, и вернулась к неблагодарной скотине дарить свое бесценное прощение.
Скотина спала вниз лицом, свесив руку на пол. Бьют покачала головой, стащила с Васи носки и штаны, взялась за рубашку, но обломалась вытаскивать руки из рукавов, решила оставить так, забилась под стенку, уткнулась Васе под мышку, закинула не него ногу и уснула.

***
ГЛАВА В ГЛАВЕ, В КОТОРОЙ ВАСЯ РАССКАЗЫВАЕТ, ГДЕ ОН БЫЛ

Точно не в Албании, Егоров.

Больше двух часов летели, а это километров пятьсот для «вертушки», в этой стране таких расстояний нет. Куда летели — тоже хуй его знает. Темно, ничего не видно. Сели где-то в сраном поле, потом куда-то ехали на машине. Марек этот рыжий больше по-русски молчал, чем говорил.

На месте тоже ничего не понятно, двор какого-то дохлого завода. Ни души. Прошли во что–то типа конторы. Там музыка, лампочки, небольшой бар с эстрадой, девки танцуют голые, в туфлях и с номерами на запястьях. Я за камеру, Марек говорит — не надо. Потом каждая отдельно тебе покажется. Ну, не надо, так не надо

Людей было мало, человек десять — двенадцать. Стоят, разговаривают, в девок пальцами тычут, вроде как поебать выбирают. К столикам отходят, что-то пишут, передают друг другу. Марек сразу предупредил — гостей не снимать. Говорит, Хаши высоко вас рекомендовал по этому профилю как профессионала, а его слово — банковский слиток, очень надеемся. Я только важно кивал.

Посмотрели на пляски, потом отвели меня в комнату типа шоу-рума. Девок по одной заводят, ставят, они крутятся передо мной, выгибаются, лыбятся, представляются. Я, мол, Китти из Лондон-Сити, а я Санни из Рязани, мне восемнадцать лет, ай лайк скейтинг энд свимминг… ну вся эта визитка, как обычно. Девки разные, но все примерно одной комплекции.

Отснял всех — восемь штук. Закончил, отправили меня обратно в бар, показали столик, накормили, бухло поставили — и все. Ничего не происходит час за часом, только мужики эти по залу снуют. И так до утра. Если бы не бекимова пилюля — я точно бы уснул за столом.

Утром выходит какой-то гражданин и говорит по-английски — готово, можно начинать. Мужики гуськом за ним, я за мужиками, перешли через заводской двор двинулись в какой–то цех. Я смотрю, а мужики все на головы балаклавы натягивают. И тут мне
нехорошее вспомнилось, да, Егоров.

Цех, пустой, но чистый. Ринг за сеткой, одна секция — оргстекло. На ринг свет выставлен. Барные стулья вокруг. Марек говорит — выбирай место, чтобы сетка снимать не мешала. Выбрал себе место, еще запасную точку, чтобы ракурс сменить,
сел, жду.

Выводят двух девок, из тех, что я снимал. Голых, только на спине и на бедре спереди номер нарисован. На шеях — ошейники. Девки уже не лыбятся, видно с ними воспитательную работу до утра провели, или упороли чем-то. Поставили рядом, мужик в свисток свистнул — девки стоят. Он еще раз свистнул — все равно стоят, какие-то пластмасски небольшие в руках держат. Потом что–то треснуло негромко, девки попадали на пол.

Все, Егоров, дальше коротко. Не хочу подробно. Сначала их электроошейниками вразумляли, пока до них не дошло, потом они друг друга этими пластмассками полосовать стали, бокскаттерами — это ножи канцелярские были, только обломанные до половины лезвия. Таким сразу не убьешь, а кровищи — море. Дрались они как дети, видно, что нихуя, кроме как в рот брать, не умеют. Махнет — отскочит. Потом одна нечаянно другую по мясу зацепит, потом другая ее в ответ, звереть обе начинают: «ах, вот ты как!» Девки же свое тело ценят… Ну и дальше чисто бабская драка с дикой лютостью, пока одна встать уже не сможет. А вторая все полосует ее этим бокскаттером по лицу, и визжит как бешеная.

Егоров, я такого отродясь не видел. Знаю, что мы с тобой творили, не белоснежка… но это… через оргстекло я скоро снимать уже не мог — его кровью изнутри забрызгало, пересел с камерой повыше. Бекимова пилюля непростая, я как деревянный был, почти ничего не чувствовал, пока первую пару снимал.

Растащили их, победительницу увели под руки, проигравшую двое за руки взяли, на колени примостили, вышел третий, башку ей запрокинул и отрезал. Как? Ножом, блядь, Егоров! Туда-сюда и между позвонками. Башку унесли, тело оставили. Наверное, чтобы следующих спортсменок правильно мотивировать. Аудитория похлопала, и тут я вторую таблетку Бекима сожрал. Понял, что он имел в виду, когда на «вертушку» меня сажал — «если совсем устанешь».

Так три пары. Из шланга пол водой продуют, чтобы на крови не поскальзывались, и поехали дальше. Третьей паре кроме бокскаттеров еще что–то вроде короткого шила выдали. Четвертой пары не было, видно не сложилось с ними, не договорились. Хорошо, что я снимал, а не смотрел глазами. Через видоискатель во всей красоте не увидишь, а то бы я тронулся там головой.

Потом вывели счастливых победительниц, одна стоять не может, две от кровищи аж лоснятся, как свежевыкрашенные скамейки. Им вежливо похлопали, — вообще, Егоров, я тебе скажу, какие-то ненормально спокойные все болельщики там были, — и увели. Не думаю что награждать. Там от баб почти ничего не осталось. Знаешь, на что похожа резаная рана, когда края расходятся? Глубже жировой прослойки? А на лице? А на груди? Короче увели их. Я думал — все уже. Опустил камеру.

Хуй там. Марек машет — снимай. Вывели четвертую пару и затравили собаками. Рыжая с кудряшками и черная, коротко стриженая. Да не собаки рыжая и черная, блядь, а девки! Собаки разные были, ротвейлеры, доберманы в основном. Но мне уже похуй вообще все было. Визг и рычание стояли на весь цех, собаки от крови как взбесились. А я словно сквозь вату все слышу.

Закончилось и это, зрители столпились вокруг столика, Марек машет — не снимай. И тут нарушил я Третье Правило Хаши. Сделал вид, что в камере копаюсь, а сам карточку вытащил и в накопитель воткнул. Перегнал, вернул на место. Сам не знаю зачем. Крыса подсказала, которая у меня в голове живет.

Вышел мужик, который за главного, поздравил победителей, а проигравшим — утешительные сувениры на память. Вынесли три коробочки, вручили. Даже знать не хочу что там. Что можно с мертвой головы снять?

Все. Я Мареку карточку отдал, он поблагодарил, довез до вертолета, тем же путем назад. Уже вечер. Беким встречает, смотрит внимательно, молчит. Помог камеру донести до блока. И говорит — забудь. И никому не говори. Никогда. На завтра и послезавтра съемки отменяются. Зашел я к себе, зараза моя маленькая крутится вокруг, прыгает — что, да как, да где ты был? За едой побежала. И тут меня бекимовы пилюли попустили, и я вырубился. Нахуй. Потому что есть вещ, которых нет.

Так я же и не говорю никому. Нет, ну тебе, Егоров, можно. Ты же мне снишься.

***
Вася встал после обеда, вялый и потный. Через час позвонил Хаши, сухо поблагодарил, извинился за причиненные хлопоты. Объяснил, что основной оператор подвел, а отменить мероприятие было никак невозможно. Двойная премия перечислена, два, нет, три дня отпуска. Потом голос ходжи потеплел и сообщил, что случай был, действительно, исключительным, он уважает принципы Васи, и постарается на будущее не злоупотреблять. Если, конечно, Вася не решит подписать вторую часть контракта. Просто форс-мажор. Пока, Вася, отдыхай. Можешь во Влеру съездить, если хочешь, возьми с собой кого-нибудь. Кого хочешь. Если что — моя это личная просьба. Отбой.

Вот так.

Вася во время разговора смотрел как Бьют гоняет на его ноутбуке какой–то «арканоид», и понимал — это вилы. Или Бьют и каторга у Хаши, или… вполне возможно… Вася вздрогнул.

— Бьют, — сказал Вася. Бьют, не оборачиваясь, досадливо дернула плечом, потом взвизгнула, подпрыгнула на стуле, рассерженно развернулась.

— Последняя жизнь у меня была! Из-за тебя шарик потеряла. Ну, что еще?

— Собирайся, во Влеру поедем. На мотоцикле. На пляже загорать. На два дня. Я номер сниму. Купим тебе что-нибудь. — Бьют взвизгнула еще раз и кинулась Васе на шею.

Васина крыса выразительно покрутила пальцем у виска.