Васино горе (парт фо 18+)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, ПРО ВРАГОВ

Зашли очень быстро. Если бы не ключи, выданные Каштыляном, не получилось бы так хорошо зайти. Ключи сняли со связок, зазубрив бирки, чтобы не рассматрвать, и разложили по карманам. Хотели еще до отключения света занять место на территории, но видеокамеры… Кто его знает — пишут ли они на винт, который никто никогда не просмотрит, или кто–то излишне исполнительный пялится сейчас, зевая, в этажерку мониторов.

Как только по обе стороны улицы погасло освещение, Егоров легко открыл знакомую дверь, врезанную в огромные въездные ворота, и орки просочились во двор крепости. Утиным шагом, друг за другом, пригибаясь под окнами, вокруг дома, к задней двери гаража, к тамбуру, из которого был ход и в подвал, и в дом.

Егоров открыл дверь в гараж. Вход в дом был уже открыт, служба на территории неслась из рук вон плохо.

Башкир и Азот, утяжеленные броней, с буркалами ПНВ на лице, похожие на громозек из мультфильма, бесшумно скользнули налево, на кухню, и через нее в гостиную, выставив перед собой толстые палки глушителей. Егоров осторожно вставил ключ в третью дверь, главный сезам, ведущую в гараж, легонько провернул его — и замер. Да, опоздали. Или здешние обитатели службы вообще не несут, или это второе место в забеге. Дверь была отперта.

«Открывай» — одними губами сказал Вася, поднимая «вальтер» с трубой сайленсера. Егоров кивнул, стал по другую сторону, чтобы не стоять на линии огня между Васей и генератором, и потянул дверь на себя.

Человек с фонариком на лбу копался возле генератора, подсвечивая инструкцию, отпечатанную на корпусе.

Получилось все очень просто. Человек, не отрываясь от инструкции, раздраженно сказал: «Да сейчас, блядь, сейчас. По-немецки ничего непонятно», и Вася хлопнул ему в голову, чуть ниже фонарика. Человек ударился о генератор, скатился и лег рядом с ним. Вася быстро переместился к потерпевшему, хлопнул из «вальтера» еще раз, в упор, и замер, присев на колено и водя стволом по темным углам. Больше Вася стрелять не стал — даже с глушителем получилось довольно громко. Потом снял с мокрой от крови, простреленной головы фонарь.

— Все, теперь по углам, мыши — тихо сказал Егоров, — И не шуметь. А этого — под машину.

***
Угол у Васи была никудышним. Металлическая дверь из подвала открывалась так, что заслоняла выходящего. Поэтому Вася держал на прицеле вход в гараж, а в противоположном углу растворился в темноте злобный Егоров, в черном «чоповском» комбинезоне со споротыми нашивками и набитыми амортизацией коленями и локтями.

— Боже, — сказал про себя Вася. — Один — ноль. Ну, хоть что-то мне ответь. Пусть их будет трое, пожалуйста. Тебе что, жалко? Я же сейчас за тебя, типа. А в таких бьютиков ты и сам, когда–то, первый камень не бросал. Ну, давай, отпизди меня гантелями, а ее отпусти.

Бог подумал, и немножко улыбнулся. Пятном света от открывшейся из подвала двери. Вот это было бинго, это был мизер, который ходит парами и джек–пот.

В дверь протиснулся бритый человек с диодным фонариком в руках, осветил генератор, потом повел им в сторону Васи. Из темного угла в спину ему метнулся черный паук — Егоров, и муху-цокотуху в уголок поволок. Фонарик покатился по полу. В углу что-то хрюкнуло и плеснуло. В почку, понял Вася, чтобы болевой шок не дал заорать, потом под ухом, и подержать. Затем из угла появился сам Егоров, освещенный снизу лежащим на полу фонарем, и похожий на японского демона из-за теней на лице. Приложил ко рту красный, лоснящийся нож — тихо, мол, Вася

Еще пять минут.

В Егоровском углу опять вспыхнул свет. Злобный Егоров показал два пальца, чиркнул себя по горлу, показал на дверь и по диагонали пересек ладонью перед собой. Затем вылез из своего паучьего угла, и положил фонарик на крышу машины.

«Вот и все. Слава тебе, боже. Я потом все, что хочешь, для тебя сделаю. Четыре — ноль. Девяносто процентов дела сделано. А может быть, и все сто». Возвращалась штурмовая группа, предупредив, чтобы не стреляли, а два тела уже лежали наверху, в доме, протекая красным. «Только бы не пятый», — подумал Вася.

Дверь наружу бесшумно открылась, и тенями вошли Башкир и Азот, снимая сферы и поднимая ПНВ на лбы, превращаясь из громозек в рогатых чертей. Егоров показал им на дверь в подвал, и завозился над генератором. Это была последняя фаза операции «Пиздюляция». Включить свет. Если кто–то есть в подвале — пусть моргает. А его товарищ, устранивший поломку, топая ногами, спустится по лестнице вниз. Вполне естественно. Не сидят же они там круглосуточно, приставив к голове Бьют минометы, огнеметы, бомбометы и пулеметы. Какая от нее опасность? Никакой. Да и вообще никакой опасности.

Башкир снял ПНВ, вытер лоб, опять натянул на мокрую стриженую голову сферу, сгорбился, превратившись из почти двухметрового амбала в квадратного гнома в бронежилете, качнул Васе стволом дробовика, — отойди с дороги, — и открыл дверь в темный подвал.

Хороший немецкий генератор вздрогнул, и почти бесшумно заработал. Гараж налился светом, сначала неярким, потом почти домашним и уютным. В подвале тоже прояснилось. Башкир аккуратно, по кошачьи, двинулся вниз, из-за его плеча выставил ствол «ксюхи» Азот.

И тут внизу что-то оглушительно грохнуло, раздался женский истеричный вопль, потом грохнуло еще два раза. Вопль оборвался.

Четыре–один. Конец матча. Гол в раздевалку. Ваша команда не проходит по оезультатам встреч.

— А-а-а! — заорал белый и бешеный Вася, ломая весь план операции, продираясь мимо бронированного Башкира и хищного Азота, в бетонную преисподнюю, где все началось и кончилось.

Поскользнулся на крутых ступенях, и поехал вниз, прыгая на заднице и тормозя ногами. Внизу еще раз грохнуло, и напротив Васиного живота в стене выбило здоровенную дыру, засыпав его бетонной крошкой. Вася взвизгнул и засучил ногами, стараясь затормозить. Грохнуло второй раз, между Васиными ногами в деревянных ступеньках лестницы образовалась еще одна дырища в острых щепках, хоть кулак просовывай. Затем какая-то сила схватила Васю за шиворот и поволокла наверх, уводя из–под обстрела.

— Башкир, блядь, отпусти! — хрипел Вася. — Сука, опусти меня. Гранату! Егоров!
Башкир, сопя, тащил Васю по ступенькам, за ним пятился Азот, держа на прицеле «ксюхи» выход из подвала.

— Не надо гранату, — донесся из подвала плачущий голос. — Васька, это ты что ли? Не надо гранату, пожалуйста. Я же не специально. Я не знала что это ты. Извини, Вась…

Остолбеневший Башкир разжал захват, и Вася покатился по ступеням вниз.

***
И вытянулся на полу, глядя снизу вверх на голую Бьют, упершуюся спиной в противоположную стену. Пузатую, исцарапанную, так и не побритую снизу, с тяжелым пистолетом в правой руке с ободранной вокруг запястья каймой от наручников. И с посиневшей, висящей плетью второй рукой. Стоявшую, как цапля, поджав ногу.

— Васька, — плаксиво сказала Бьют. — Я тебя чуть не пристрелила. Если бы с двух рук стреляла, точно бы положила. Тут отдача такая, что я себе чуть зубы не выбила.

Здоровую руку ей оттягивал чудовищный «Десерт Игл», таким и с двух рук можно себе зубы выбить, если с непривычки.

Трясущийся Вася поднялся на четвереньки, затем встал в полный рост, подошел к жене, и замер, не зная — можно ли ее обнять, ничего дополнительно не повредив.

— Дайте накрыться чем–то, — жалобно попросила Бьют. — Холодно. А у этого мудака пиджак весь в кровище.

Под стеной, лицом к побелке, неподвижно лежал человек со спущенными штанами. Лужа крови вокруг него подтверждала негодность пиджака.

— Это ты его? — пересохшим ртом спросил Вася.

— Ну а кто еще? Сам, что ли? Вася, ты меня простишь? Я ему отсосала. Пока Звонимир наверх бегал. Он мне руку отстегнул, чтобы я ему дрочила, потому что второй не могу, не получается. Когда он прикуривал, увидела — куда пистолет положил. Ну а потом свет включился. Я и стрельнула. Извини меня, пожалуйста. Я больше не буду. Прости, милый. Я только тебя люблю. Одного.

Непонятно было — что она больше не будет — стрелять в Васю или отсасывать кому попало, но уточнить не удалось, пистолет из рук Бьют лязгнул о бетон, и она поползла вниз по стенке на пол. Подхватил ее Башкир.

Башкиру из-за броника снять с себя было нечего, и Вася потянул через голову черный «чоповский» реглан. Когда он стащил реглан с головы, Азот уже впечатал в плечо Бьют шприц–тюбик и выдавливал содержимое. Затем выдернул из сумки второй, посмотрел на Васю.

— Я не уверен, Вась. Она в положении. Может, пусть потерпит чуть-чуть? Лучше не перебирать. Сейчас я ей временную шину на руку наложу.

— Я сам наложу, — хрипло сказал Вася. — Я санинструктор, между прочим. А ты ей ногу посмотри, только осторожно.

— Башкир! — рявкнул сверху Егоров. — Поднимись, дверь подежурь. Хватит на сегодня неожиданностей. Не дай бог там кто-то неучтенный в огороде посрать присел, а Каштылян заснул, старый пердун. Я результаты хочу посмотреть, и по Сашульке соскучился.

Башкир, как гигантский жук в броне, полез по ступеням наверх, расшатывая перила.

Сверху скатился Егоров, покрутил головой.

— Привет, маленькая, — сказал он Бьют, — Как ты тут без нас?

— Заебись, — слабо сказала Бьют, — Как в сказке. И страшно, и оторваться нельзя. Где вы лазили столько времени? Опять бухали, что ли?

— Да мы просто так заехали, тебя проведать. Может, надо чего, патронов подвезти. Ты и сама, вижу, неплохо справляешься. Васька теперь тебя бояться будет. Правильно, пусть боится, пусть свое место знает. Это в семье всегда полезно. По себе говорю. Ну все, все… не плакай, маленькая. Сейчас мы тебя заберем отсюда… Вася, а я же говорил тебе, что в подвале курить вредно для здоровья?

Егоров подошел к телу, лежащему под стеной, светя голой задницей, перевернул его ногой на спину, затем присел над ним на корточки.

— Ага, — сказал Егоров, — Угу… Вот оно как. Кто куда пошел — тот дойдет. Вася, ты глянь, кто к нам пожаловал.

С оторванной макушкой лежал младший Тырбу, любитель-патологоанатом и собиратель украшений, снятых с мертвых женщин.

— Готов спорить, один из тех, кто в доме — это его комплектующий старший брат-дебил. Третий и четвертый — неизвестные солдаты, одного из них Каштылян срисовал. А пятый, которого я расписал — твой слишком живучий друг из Албании. Вася, знаешь… мы с тобой невеликие мыслители, конечно. Я лично на нобелевскую премию не претендую. Но как эти тупые Тырбы могли не сказать твоему живучему другу, что ты знаешь этот схрон? Вася, мы с тобой на конкурсе идиотов всегда будем занимать вторые места. Нас всегда кто-то обходит. Даже обидно.

— Мы с тобой только третьи места занимать будем, — ответил Вася, трудясь над рукой Бьют. — Второе достанется Звонимиру. Который не объяснил этим «братьям-из-торбы», с кого они деньги трясут. Им-то знать было откуда? Это Звонимир со секретностью перестарался. Все, у меня готово. — Вася поднялся на ноги. — Давай, я тебя подниму, Бьютик. Цепляйся за меня здоровой рукой, за шею. Осторожненько, лисичка. На ножку не опирайся, на шею вес переноси.

— Я с Азотом ее понесу, — сказал Егоров. — А ты замыкающим иди. Не хватало, чтобы ты ее еще выронил на радостях. С тебя станется. Тебя вообще перед строем надо расстрелять, с твоей самодеятельностью. Только ребенка безотцовщиной оставлять не хочется. Хотя — еще хуй его знает, что для ребенка будет лучше, с таким папой…

— Я спать хочу, — мутно сказала Бьют. — И писять. Несите уже меня быстрее, куда-нибудь.

— Стойте, — хрипло сказал Вася. — Нет, я понесу. Лапы уберите.

Азот и Егоров с недоумением переглянулись, держа Бьют под колени и подмышки, как манекен. Потом вместе посмотрели на Васю. Шустрый Азот догадался первым.

— Сейчас я из машины покрывало принесу, замотаем. Держи, ее Егоров. Я быстро.

Егоров сел на ступеньку лестницы, посадив обмякшую Бьют себе на колено.

— Что, Вася, все так серьезно? — Вася кивнул головой. — Блядь, она же мне как дочка… Вася, пистолет убери, пожалуйста. Не дури. Ох, Вася, Вася, дурная ты голова… — Бьют бессмысленно смотрела в пол, подпираемая Азотовыми снадобьями, —

Мы из-за нее под пули сегодня лезли, не из-за тебя. Ладно, я понял. Но понесем ее все равно мы с Азотом. На покрывале. Теперь уже из-за тебя. А ты иди за нами, и прикрывай нас.

***
Поднялись по лестнице в гараж и понесли Бьют через тамбур. Вася задержался возле тела распотрошенного Егоровым Звонимира, подумал, и выстрелил ему в лоб. Сделал пару шагов на выход, крикнул Егорову и Азоту: «Стойте!», вернулся и высадил в бритый череп остаток магазина из «вальтера», при каждом выстреле говоря «да, да, да». Превратив голову в огрызок, поменял магазин в пистолете.

«Ну тебя нахуй», — подумал Вася: «Шустрый ты сильно. Пять — ноль. Слава тебе, господи. Извини, конечно, боже, что всуе поминаю».

ГЛАВА ПЯТАЯ, ПРО ДЕТЕЙ

— А со жмурами что будет? — спросил Башкир, ведя машину. — И гильзы тоже. И щприц-тюбики Азот повыбрасывал, там кровь есть. Нехорошо.

— Каштылян займется завтра. Сам расплодил нечисть, сам пусть и убирает. Хотя лично
я так бы оставил, чтобы хозяин на будущее подумал — с кем дружить. — Егоров вздохнул. — Но Танька моя лютует. Говорит, если на нее это дело повесят, то она его закроет за час. Потому что таких, как я, вагон и тележка, а у нее отчетность и премии, и лишний висяк ей не нужен… как вы там? — спросил Егоров оборачиваясь.

— Ой, — сказала Бьют, — Башкир, извини. Мы тебе потом машину помоем.

Башкир вдавил педаль тормоза и тоже обернулся.

— Мы тут рожаем немножко, — пояснил Вася. — У нас воды отошли и схватки начались. Не знаю, почему так быстро, химия Азота, наверное, какая-то неправильная.

— Блядь! — сказал Егоров. — Этот вечер, вообще, закончится когда-нибудь? Ох уж эти людишки, только одних поубиваешь — уже другие в мир лезут. Башкир, помигай передней машине, чтобы остановилась, и сворачивай за посадку.

***
— Так нельзя, — сказал Вася, — надо или везти ее куда-нибудь, или останавливаться и рожать. Сразу и одно, и другое делать не получится. Это только потомственные ромалы умеют на ходу, в кибитке рожать. А нам надо воду и свет. Я курсы проходил. Учебное кино смотрел. Если еще Егорова поможет…

— «Скорую» надо вызывать, — сказала Егорова. — А пока — рожать. Как получится. И не зыркай на меня так, Егоров. Я из-за тебя присягу один раз преступила, ты хочешь, чтобы я теперь вообще в оборотни в погонах записалась? Сдавайтесь, блядь. Добром прошу. Капитулирен, тогда нихьт фершисен. Чистосердечное признание облегчает даже изжогу. Получите какие-то сраные пятнадцать лет, еще бодрыми старичками выйдете.

— Какую нахуй «скорую»? — угрюмо спросил Егоров. — Она в эти ебеня приедет только к крестинам. И ваши тоже не приедут, у вас опять бензина нет. У вас даже патронов никогда нет. Ты что, думаешь, я не знаю, сколько ты у меня за последние три дня припаса нагребла? Егоровна, умерь свой правоохранительный пыл, иди роды принимай. Займись бабским делом, наконец. Айн-цвай, полицай. У вас же тоже курсы по этому делу проводились. Никакой «скорой» не будет, делаем все тихо и незаметно. Рожаем в поле, все, я решил.

Егорова рванула из тактической кобуры табельный «макаров», Егоров тут же ткнул ей в лоб ствол «беретты». Вася взял на прицел Егорова, а Башкиров приложил к уху Васи «бенелли». Азот, поколебавшись, поднял тупой пятачок «ксюхи» и взял на прицел всех. На всякий случай.

— Дети — наше завтра, — сказала сквозь зубы Егорова. — А ты — мое вчера. А ну пошел нахуй отсюда. Бери машину, любую, кроме моей, и беги. Шесть часов тебе отпущено, в память о прошлом. Слово мужика тебе даю, а ты беги, займись бабским делом, наконец. Или я таки стрельну. Егоров, ты меня знаешь.

— Вы что, ебнулись совсем? — грустно спросил седоватый, грузный Каштылян, стоящий в стороне со «стечкиным» в опущенной руке. Девчуха рожает. Первый раз, между прочим. Давайте, блядь, поубивайте здесь друг друга. Кто потом мамку с дитем до дома довезет?

В подтверждение его слов из салона машины заполошно взвыла Бьют.

— Егорова, — ласково сказал Егоров. — Ты можешь просто помочь Сашке ребенка родить? Ты же сама женщина и мать, у тебя сын в Канаде учится, я же все про тебя знаю. Не дергай так лицом, я твоего малого пальцем не трону. Богом клянусь. Я ждал, что ты нас познакомишь, вообще-то, а не прятать его от меня будешь. Убери свой пугач. Он не стреляет. Я же не дурак, держать в доме злую бабу с пистолетом. Не обижайся. Я тебе потом другой куплю, с таким же номером. Или у этого деталь заменю. Извини, пожалуйста. Ну что мы, из-за такой хуйни поссоримся насмерть, что ли?

Егорова направила пистолет вверх и лязгнула бесполезным оружием.

— Сукин сын ты Егоров, — грустно сказал Егорова. — А я же тебе верила. Фамилию твою взять хотела…

— Давай не будем при людях отношения выяснять, ладно? Неудобно, — серьезно ответил Егоров — Дома спокойно поговорим. Я тебе все объясню, без посторонних. Вася, убери нахуй свой дырокол для пластилина, не нервируй меня. Что нам дальше делать, Егоровна? Говори, командуй. Там из Сашульки человек наружу лезет, жить хочет.

Егорова подумала и заткнула ПМ обратно в кобуру.

— Башкиру — на бусике воды привезти, из ближайшего ларька. Десяток бутылок. И водки одну-две бутылки. Извини, Башкиров, твоя машина пока служит роддомом. Бери бусик. Каштылян пусть свой тарантас в поле загонит, фарами на нас развернет, не видно же ничего. Только не в лоб, чтобы не слепить, по касательной, слева, чтобы тень от правойрук не мешала. Васька, просто рядом стой. Азот, аптеку. Телефоны не выключать. Лисовский, иди в поле гуляй, нечего тут пялиться. Все.

— Воды какой привезти? Сладкой или обычной, газированной? — спросил Башкир, опуская ствол «бенелли».

— Башкиров, — сказала Егорова. — Ты что, Петросянович по отчеству? Время нашел шутить. Просто чистой воды. В бутылках, не из канавы. Вася, может, ты с ним съездишь? От греха подальше? Он же сейчас, действительно, коньяк с соком привезет. И шпроты. Роды принимать.

— Никуда я не поеду, — буркнул Вася, убирая «вальтер» и ставя его на предохранитель. — Как она — так и я. Вместе рожать будем. Я тоже доктор немножко. Таня, ты извини, но я от нее на шаг больше не отойду. От нее как только отвернешься на минуточку, так сразу гора трупов. Хватит уже сокращать население, давайте его понемножку увеличивать.

Бьют с заднего сидения заорала так, что Башкир метнулся в бусик, и чуть не перевернул его, вмявшись в дверь.

***
— Зачем ты бусик помял? — спросил Егоров Башкира
— Спереди? Это не я. Я только дверь погнул. Ларек закрыт был. В рабочее время. Никто в этих селах работать не хочет по графику. Дисциплины никакой нет. Водку я в соседнем доме попросил, так мне сразу дали, две бутылки. А воды у них столько не было. Пришлось ларек бусом открывать.

— Ты прямо так и просил, в бронежилете и с дробовиком? — задумчиво поинтересовался Егоров. — Да-а-а… нам теперь долго сюда за грибами не ездить… Что у вас там, Вася?

— Чавкаем, — солидно ответил Вася.

— Эй, погодите, много не чавкайте, — забеспокоился Егоров и потащил телефон. — Азот, але! Твоя химия через молоко не передается? Ну его нахуй дите с пеленок к наркоте приучать. Что значит «через какое молоко»? Которое в сиське находится, не в пакете же! Ага… ага… хорошо, понял.

— Теперь чавкайте, — снисходительно разрешил Егоров. — Там барьер какой-то есть, гадость не передается. Сашулька, а ты же говорила, мальчик будет?

— Сашка специально на УЗИ палец подсунула, чтобы типа как как хуек был. Чтобы Ваську наследником порадовать, — предположил Башкир.

— Не матюкайся, Башкиров — строго сказал Егоров. — Тут дети в машине.

— Так она же ничего пока еще не понимает…

— Все они понимают. Вот ты сейчас матюкаешься при детях, а потом из них хуй знает что вырастает.

— Тогда ты тоже не матюкайся, — угрюмо сказал Башкир. Егоров засопел, поискал контраргумент, потом, все-таки, нашел.

— А ты тогда окно закрой. Простудишь еще. — Башкир послушно закрыл окно.

— Одни неприятности у тебя из-за меня, — сонно сказала Бьют, пытаясь обнять Васю рукой в шине.

— Этого тоже хватает, — честно сказал Вася. — Но и счастье все у меня из-за тебя. Неприятности, они всегда будут, из-за кого угодно. А счастье надо ловить и держать. Ты это, дай ей еще пожрать, и спи, я маленькую подержу. Я же специально тебе в живот разговаривал, чтобы она к моему голосу привыкла и не боялась. А ты тогда еще смеялась. Дети, Бьютик, они хитро устроенные. Я потом тебе книжку дам эту почитать, где я нашел.

Бьют уже спала, открыв рот. Вася дождался, пока ребенок замяукает, и осторожно взял его на руки. «Джаст э перфект дей», — тихо пел Вася дочке: «дринк сангрия ин зе парк…» Девочка тут же успокоилась. «Вен ит гетс дарк, уи гоу хоум…»

— Вот, блядь, — сказал Егоров. — Ой! Извините, пожалуйста… беру свои слова назад. Башкир, тормози. Что-то там опять неладно. Сейчас схожу, узнаю.

Идущая впереди «Микра» Егоровой включила стоп-сигналы, завиляла ими в потемках, и приткнулась к обочине. Егоров вылез из машины и ушел в ночь. Тут же зашипела рация, укрепленная под торпедой.

— Тихо, — полушепотом сказал в рацию Башкир, — Хули… э-э-э… в смысле, чего вы орете как танкисты после контузии? По телефону звоните, если ничего левого. Тут ребенок спит, между прочим. Все нормально, сейчас дальше поедем. Бус вперед. Танька Егорова, небось, опять на гвоздь наехала. Пороблено ей, что ли на этом месте?

— Танька Егорова опять на гвоздь наехала, — сказал вернувшийся Егоров, заглядывая в окно. — Пороблено ей, что ли на этом месте? Вы езжайте, я колесо поменяю. Не бросать же ее в чистом поле с поломанным пистолетом. А если люди какие-нибудь злые будут ехать? Дураков же хватает. Пусть бусик вперед выходит ведущим. И дуйте в БСМП, там ждут уже, кому положено. Сзади заезжайте, они твою машину встретят. Только стволы уберите к ебеням, когда зайдете в больницу. Не надо больных пугать, им и так хуево. И, блядь, чтобы не матюкались мне при ребенке, животные, а то из маляки хуй знает что вырастет, как из вас хуй пойми что повырастало.

— Хорошо, Петр Егорович, я прослежу за нормами употребляемой лексики, — вежливо сказал Башкир, закрыл все окна, и плавно, чтобы не дергать, тронул машину вперед.

Вася держал на руках дочку, закутанную в «чоповский» черный комбез, нюхал ее макушку, и думал, как тогда, на вокзале, с маринками и ебаками — о том, как хорошо, в принципе, жить, если все в жизни по любви и согласию. В кармане внезапно завибрировал телефон.

Вася достал трубку, посмотрел на входящий питерский номер, и со вздохом, сбросил звонок.