– Курва! – сказал Буратино, откидываясь в кресле. – Сучка набивная. Признайся, это твоя проводка? В жизни не поверю, что бородатый алкаш додумался бы до такого.
– Ты смотри, уже «курва», – саркастически ответила Мальвина, сидящая напротив, по ту сторону лакированной столешницы. – А как ты меня называл, когда я сбежала от своего эмо-боя? «Пропала Мальвина, невеста моя», А? «Она убежала в другие края»? Но хватит сантиментов. Давай ближе к делу. Кстати, я не набивная, а фарфоровая сучка.
– Да идите нахуй с вашим иском, – сказал Буратино. – Это мой сакральный театр. Все дети об этом знают. Об этом миллионы книжек напечатаны. Вы понимаете, что на основы покушаетесь? «Эта полька-карабас»! Все, пиздец, нам говорить не о чем. Театр — не бутерброд, чтобы его туда-сюда передавать. Хвост налево, хвост направо…
– Так никто его передавать туда сюда не собирается. – Мальвина очаровательно улыбнулась, и сложила на столе фарфоровые ручки. – Собираются тебя из театра выпиздить. По решению суда. А театр пусть стоит, театр реально не бутерброд. Это ты муха на бутерброде. Тебя согнать, и вопрос решен.
– И на каком основании? – Буратино осторожно раскурил сигару от электронагревателя. Спичек деревянный директор театра откровенно побаивался.
– Передача конфиденциальной информации. Тебе Карабасыч заплатил пять золотых, купив право на данные по нарисованному очагу. Ты передал информацию, получил деньги, и тут же пошел плескать языком направо и налево. В итоге Басыч остался без театра, а у тебя по твоему будапештскому протоколу еще и пять золотых. Немалые деньги на свое время, заметь.
– Могу хоть сегодня перечислить деньги назад, манибек без вопросов. Если докажете, что они были получены за информацию. Может, он просто пожалел бедного деревянного мальчика, и решил подогнать ему немного золотых, независимо от договора…
– Миллионы книжек говорят вот что — Мальвина открыла книгу:
«Он залез под бороду в жилетный карман, вытащил пять золотых монет и протянул их Буратино:
— Мало того… Возьми эти деньги и отнеси их Карло. Кланяйся и скажи, что я прошу его ни в коем случае не умирать от голода и холода и самое главное — не уезжать из его каморки, где находится очаг, нарисованный на куске старого холста. Ступай, выспись и утром пораньше беги домой.
Буратино положил пять золотых монет в карман и ответил с вежливым поклоном:
— Благодарю вас, синьор. Вы не могли доверить деньги в более надёжные руки…»
– Дальше продолжать? – вопросила Мальвина сладким голосом. – В охуительно надежные руки. Вот, кстати, копия протокола о конфиденциальности информации. Уже через страницу книги, куклы, включающие перчаточных недоумков, начинают обсуждать эту транзакцию. А через сутки Тортила передает тебе ключик. А ведь заметь — сначала Басыч планировал пустить тебя на дрова. И вполне заслуженно — ты сорвал представление и привел театр к убыткам. И если бы пустил — то не гадал бы сейчас, как покрыть убытки.
Буратино помолчал, затем выпустил дым в потолок.
– Спишь с ним? – внезапно спросил Буратино.
– С кем?
– С Карабасом.
– Знаешь что, – устало ответила Мальвина, складывая документы в папку. – С Карабасом, с Артемоном, с Лисой Алисой и Котом Базилио одновременно… с Тортилой… Если ты собрался меня шантажировать по этому вопросу, то вот тебе.
Мальвина достала листок и с выражением прочитала:
«Буратино я рисовал с дочери (ей тогда было 5 лет). Привязывал ей на веревочке картонный нос, и она мне позировала. Когда же ей стало 9 лет, она превратилась в Элли.»
– Это кто такое написал? – оторопел Буратино.
– Художник Леонид Владимирский, который тебя нарисовал. Так что ты — трансгендер, дорогая моя Элли. Где твоя Тотошка? Кого ты пугаешь разоблачениями, дочь с привязанным носом? Ты хочешь, чтобы это в масс-медиа попало?
– Хуй вы отсосете вместо театра, – упрямо ответил Буратино.
– Хуй отсосешь ты. Только тебе сначала нос отпилят чтобы не кололся.
– Обоснуй.
– Обосновывают на корточках. Я аргументирую. Ты что, деревянная поделка, реально думал что на тебя управы у взрослых людей не найдется? Просто люди привыкли действовать по закону. А ты, неотесанный, воспринял примат закона в человеческом обществе как слабость.
Во-первых, губернатор, друг Карабаса, присвоит твоему заведению статус «18+». Как считаешь, много взрослых пойдет смотреть твои детские спектакли без детей?
– У меня полные залы, – Буратино потушил сигару в антикварной пепельнице. – Не пугай меня своей фарфоровой жопой без дырки.
– Полный залы детей. Интересно, кто из них сам себе купил билет, а? У детей нет денег. Твой сраный театр финансируют не дети, а родители детей, и без них они пойдут в другое место. Например в боулинг. Во-вторых, сразу после этого этого на тебя увеличат налоговый пресс. Потом отрубят электричество и канализацию. Потом напротив центрального входа оформят свалку отходов. Потом…
– Это беспредел!
– Это санкции, Бурик. – Мальвина ослепительно улыбнулась фарфоровыми зубами. – Но ты меня перебиваешь. А потом тебе наступит пиздец, потому что нос у тебя длинный, а кокаин все дорожает.
– Дверь в театр находилась в каморке Папы Карло! А я его правопреемник!
– Только вот каморка Папы Карло находилась в собственности у муниципалитета. А ящик с документами по коммунальной задолженности я оставила внизу, в вестибюле. Разберись на досуге — сколько ты кому должен. Ты же преемник, верно? Значит отвечаешь по всем договорам, подписанным Папой Карло, в том числе и по 1954 году? Не забывай, что деньги свои ты хранишь в банке Страны Дураков, так что оплатить задолженность тебе придется в любом случае. «Право», блять, «преемник». Тут он преемник, тут нет, тут он еще со сверчком не посоветовался.
Заметь, тебе не прижимают яйца — как ты поступил со старым Карабасом, намотав его бороду вокруг дерева, и не пускают на дрова. Отдавай театр, половинь счета и иди заниматься чем-нибудь полезным. Школу, например, закончи. Все, извини, мне пора.
– Маль, стой. – Буратино положил свои деревянные кострубалы поверх фарфоровых ладошек Мальвины, и потянулся к ней, стараясь не попасть носом в глаз собеседницы. – Может, забудем все? Были же у нас нормальные отношения. Оу… Чем это от тебя пахнет? Луком?
– Да. Встречаюсь с одним итальянским луковым сеньором. Чиполлино. Он, кстати, в отличие от тебя, не спиздил театр, а честно устроил государственный переворот.
– Но от тебя же несет луком!..
Мальвина выдернула руки и встала из за стола.
– От тебя точно так же несло луком, когда ты его жрал на завтрак, обед и ужин. И ничего, чавкал за обе щеки, и добавки просил. Кстати, тем самым луком, который Папа Карло выменял на свою куртку, чтобы тебя прокормить, насколько помню в 1991 году. Ты обещал ему взамен новую курточку, доедая его запасы. И как, купил? Насколько я помню, мы хоронили старика в исподнем. А деньги ты пробухал в харчевне «Три Пескаря».
Зацитировать из книжки? «Один плюс один будет десять, так? – Так. – А десять плюс десять будет сто. Так? – Так. – А раз так, плати пять золотых». Бухгалтер хуев, решил он в геополитику поиграться…
– Не надо, – глухо сказал Буратино. – И это не из книжки, а из фильма.
– Фильм еще больше людей посмотрело, чем книжку прочитало. «Преемник», – сказала, как выплюнула Мальвина, и вышла из кабинета.
Буратино натянул на лицо полосатый колпачок и уткнулся в полированный стол, процарапав его носом.
– Ты куда? – спросил он, не поднимая головы. – Я же слышу как ты там шуршишь.
– Лично я в Англию. Я все слышал, все понял. Ебал я такие расклады, – ответил Сверчок, складывая чемодан.- А тебе я говорил, и не один раз – если фартануло, то человеком надо становиться. Как Пиноккио.
А не деревянным директором театра тряпичных кукол.
