По зданию долбили чем-то явно неконвенционным. Верхние этажи бывшей девятиэтажки давно разнесло в щебень, но ниже четвертого прилетало только пернатое 82 и 120 миллиметров. Из-за бугра они стреляют, что ли?
Стойкий оловянный Солдатик сидел, привалившись спиной к стене, и рассматривал остаток ноги. Остаток не радовал. Надо было на одной ноге допрыгать из «мертвой зоны» до укрытия из мешков с песком, а оттуда вниз и на выход, но вторая, единственная нога была вывернута под прямым углом. Ползти со всем барахлом было нереально. Солдатик расшнуровал берц, сцепив зубы стащил его, и попытался поставить стопу в правильное положение.
– М-м-м… – завыл Солдатик, чувствуя, что скорее оловянная рука в плече отломится, чем стопа развернется. – Вот, блять!
Солдатик отдышался, расстегнул подбородочный ремешок шлема, вытер взмокший лоб и положил автомат на колени. По дому садануло так, что с потолка посыпалась какая-то строительная хуйня. Солдатик поспешно застегнул ремешок обратно.
– Не стреляйте! – донеслось из лестничного пролета. – Это свои.
– Где вы ходите, блять! – гавкнул Солдатик. – Мне тут пизда рисуется, я вызывал уже сколько раз! У меня радейка в ноль разряжена!
Потом опомнился, поднял автомат и прицелился немного выше ступеней.
– Кто там вообще? Слова!
– Извините, я не очень вас понимаю. Я только три дня назад приехала. Я, наверное, не те слова говорю? А какие надо? Нас очень быстро учили, мы всех слов еще не знаем.
– Покажись, – велел Солдатик. – Только медленно.
Над ступеньками поднялось перепуганное фарфоровое личико в кевларовом "митче", перекошенном набок.
– Оружие есть? – хрипло спросил Солдатик.
– Нет, – рястерянно ответило личико. – А надо? Меня на парамедика учили, но если нужно, я могу вниз спуститься и принести. Там лежат какие-то разные оружия, я не очень в них разбираюсь. Может быть, поломанные. Принести?
– Не надо, – сквозь зубы ответил Солдатик. – Ногу посмотри. Ползи сюда, только осторожно. Вдоль левой стены и в мой угол. Здесь у меня «мертвая зона».
– «Мертвая зона»! – фарфоровое личико в ужасе округлило глаза. – Зачем же вы в этой зоне сидите! Вы же, наверное, умрете! Уходите оттуда немедленно!
«Во дура!» – подумал Солдатик, и опять расстегнул подбородник.
– Выполнять!
Парамедичка в неуклюжем бронике поверх балетной пачки поползла вверх по ступенькам. На фарфоровой ручке у нее была повязка с парамедицинской «снежинкой», а за спиной висел пятнистый рюкзачок. Через плечо тянулась лямка чехла с чем-то тяжелым и продолговатым внутри, смутно напоминающим «Фагот». Фарфоровая балерина доползла до Солдатика и уселась напротив него на корточки.
– Это что у тебя? ПТУР? – спросил Солдатик, ощупывая цилиндрический чехол?
– Это? Нет, мы таких слов не учили. Это батарейка ААА для медицинского паяльника для плавки олова. Нам их выдают, только я не знаю что с ней делать, потому что паяльника у меня нет. Но можно приспособить подручные средства.
– Солнышко! – умилился Солдатик. – Золотко! Я знаю что с ней делать. Она в радейку один в один входит! Давай, кати ее вон за те мешки, потом меня туда затащищь. Вызываем подмогу и уходим.
По дому ебнуло еще раз, и Балерина с Солдатиком втянули шлемы в горжеты броников.
– Я должна по протоколу сначала вашу ногу осмотреть, – решительно сказала Балерина, отдуваясь от штукатурки. – И не спорьте. Нам на курсах говорили, что вы будете спорить, все солдатики спорят. Поэтому первым делом я вас должна даже разоружить, вот!
«Точно дура», – подумал Солдатик, но вслух сказал — "Смотри".
Фарфоровая Балерина ловко стащила рюкзачок и тубус с батарейкой, и завозилась возле культи ноги.
– Вы сами себе турникет наложили? – озабоченно спросила Балерина. – Очень хорошо, но слабо затянуто. Это всегда так бывает, когда солдатик сам себе накладывает. Он от боли недокручивает, и останавливающего эффекта нет.
– Ты можешь не пиздеть, а делать что-то! – не сдержавшись рявкнул Солдатик. – Заебала уже!
И осекся, уткнувшись в округлившиеся глаза Балерины под козырьком каски.
– Вы можете не говорить со мной в таком тоне? – сухо осведомилась фарфоровая парамедичка. – Я уже делаю, пока вы орете. Я обрабатываю поверхность культи. Мне надо собрать из скрепки и батарейки термоустройство, и заплавить вам остаток ноги. А затем разогреть вторую ногу, и на мягком олове вернуть ее назад. А потом вытащить вас отсюда.
– Извините, – буркнул Солдатик. – Не сдержался. Был неправ.
– Я понимаю, – мягко ответила Балерина. – Вы же раненый, и немножко не в себе. Успокойтесь, я уже заканчиваю собирать паяльник.
– Батарейка сядет? – спросил Солдатик.
– Конечно. Полностью. Она одноразовая.
– Тогда не надо. Мне батарейка для рации нужна. Нога потерпит.
– Не потерпит, – с сожалением сказала Балерина. – Подождите, не мешайте мне. Я же девочка и дурочка. Мне надо время, чтобы подумать. А это очень важно, чтобы работала эта ваша рация?
Во дворе здания разорвалось еще два прихода, судя по всему — восемьдесят вторые.
***
– Ты зачем броник сняла? – строго спросил Солдатик Балерину, разогревающую на таблетке сухого горючего вывернутую ногу в оловянном берце. – Кто разрешил? Сняла и поскакала по перилам как муха.
– А как бы я в бронике все это дотащила? – резонно ответила Балерина, осторожно выпрямляя разогретый на огне голеностоп Солдатика. – Таблетка — раз, оловянная нога — два… Я же не такая сильная, как вы. Вы извините, пан Солдатик, что нога не по размеру. Там так страшно было внизу, я первое что нашла притащила. Так что у вас теперь правая нога сорок четвертого размера, а левая — сорок седьмого. И камуфляж не совпадает. Ничего, дотащу до госпиталя — там исправят.
– Хотя бы сейчас броню надень, – проворчал Солдатик. – Прилетит еще, не дай святой Ханс, а мне потом за тебя отчитываться перед командованием.
Балерина послушно потянула плитоноску через голову, украшенную фарфоровыми цветами, хрустнула на животе липучками застежки и накрыла фартуком бронежилета с именным патчем «Жизель». Затем натянула на голову шлем — все так же перекосившийся набок из-за цветочков в прическе.
– А ты что, вправду балерина? – спросил Солдатик. – В смысле танцуешь, вот это все такое? Разное лебединое озеро?
– Да, – ответила Балерина. – Только вы не дергайтесь, пожалуйста, припой еще не застыл. Полежите спокойно несколько минут. Металл охладится, и сможете ходить. Разрыв по бедру почти зафиксирован, но там широкая поверхность соединения, внутри припой может быть еще мягким. А голень я уже поставила. Оп! Сейчас охлаждение спреем — и готово. Можно мятную конфету для свежести. Хотите? У меня есть.
– Откуда ты все это умеешь? – задумчиво спросил Солдатик. – У меня до войны СТО было, я сам так ловко не паял. А ты как ниндзя, попрыгала по перилам, прикатила колесо горючки, приварила ногу… Механик высшей категории. Ты точно балерина, Жизель?
– Я курсы медицинские прошла, – ответила фарфоровая Балерина. – Целых две недели. А голеностопы я еще в танцевальном вправлять умела. Ты что, думаешь, балет это танцы?
– Хули ты тут вообще делаешь?
– Хули и все делают. Тебя вот лечу. Вас же не лечить — вы все поплавитесь.
– Извините за матерные ругательства, – смущенно сказал Солдатик. – Как-то само вырывается.
– Я понимаю, – сказала Жизель. – Это же война. Вы, главное, себя берегите, а плохие слова вы потом забудете. Вы для нас так стараетесь, а мы мало что можем для вас сделать. Хотите, я для вас станцую? Не бойтесь, я в этой вашей "мертвой зоне".
Жизель отряхнула штукатурку с пачки, торчащей из бронежилета, и попыталась встать на пуанты в разбитых рыжих ботинках файв-инч. Сделала два пируэта, резкий батман, от которого файв-инч чуть не слетел с ноги, и замерла в чеканной арабеске, нарушаемой лишь наползающим на ухо кевларовым шлемом.
– Знаешь… – завороженно сказал Солдатик, а что «знаешь» выяснить не успел, потому что неконвенционное ствольное каким-то чудом облетело бугор и ворвалось в здание всего за два окна и одну несущую стену от огневой точки Солдатика.
***
Солдатик очнулся, стер с носа фарфоровую крошку, и, опираясь на стену, встал на обе ноги. Ноги уверенно держали.
– Балерина! Жизель! – позвал Солдатик. Балерины не было, у стены стоял брошеный в панике пятнистый рюкзачок.
Солдатик хмыкнул, проворчал что-то традиционное «бабы есть бабы», и потащил к загону из мешков с песком цилиндрическую батарейку, хрустя разномерными ногами по фарфоровым осколкам — таким неуместным в пустом бетонном здании.
Может быть, кто-то заварной чайник разбил.
Соблюдая полярность вогнал элемент питания, на место, защелкнул ударом кулака пластиковую крышку рации, и начал крутить шаттл в поисках канала.
– Олово всех. Олово всех.
– Прокурор Олову, – отозвалась радейка, – Слышу, различаю. Жив блять, с-сабака! Сиди там, не дергайся. Контрбатарейка подавила пидарасов, погнали наши городских. Сейчас к тебе подойдут. Что сам?
– Сам четыре-пять-ноль. Девочка хорошая подошла, ногу подпаяла. Знаешь такую, позывной Жизель? Парамедичка, балерина. Фарфоровая.
– О бабах пиздеть на тапик идите — вмешался третий голос. – Нахуй с общего канала! Ирокез всем, как поняли?
– Понял-принял, – отозвался Солдатик, и отпустил тангенту. Тапик порвало еще два дня назад. Затем снял с головы шлем, ослабил фартук и боковушки брони, и устало уткнулся головой в мешок с песком.
«Хорошая девочка» – думал Солдатик. «Ссыкуха, конечно. Ну она же не штурмовик. Балерина. Нахуя ей этот балет, если паяет как богиня, даже я так не умею. А я техобслуживание держал, между прочим. Колесо горючки докатила, а оно как от камаза. На четвертый этаж. Наверное через госп ее надо искать, парамеды — они на госпитали опираются. Шайтан ее может знать, или Дантист. Да нахуй ты ей нужен, у таких на гражданке ебарей выше крыши. Не твой уровень. Она тебя и не узнает, если встретит. Ноги надо себе разные оставить. Может, тогда по ногам узнает.»
Оловянный Солдатик посмотрел на свои разноцветные, как у клоуна, берцы.
«Курва-война, а где еще так познакомишься. Нахуй это СТО, нахуй балет. Замутим что-то серьезное. Кредит возьму, костьми лягу. Мне после войны льготы будут. Шо ж я такой тупой, номер не взял. Надо рюзачок ее подобрать. Точняк, заеду в госпиталь, скажу лично рюкзак отдать, а там словом за слово, как-то и разговоримся. Позывной знаю — значит найду. Бля-а-а-ать, какая женщина! Раз на жизнь! Шож я такой оловянный блять! Ебать я дебил борщаговский! Матом гнал, у-у-у."
Солдатик в отчаянии хлопнулся коротко стриженой головой в мешок.
"Спокойно, работаем по плану, пехота. Только быстро, пока другие не угнали.»
Солдатик поднялся из-за мешков, и двинулся в противоположный угол комнаты, в «мертвую зону» , где под стеной стоял брошеный впопыхах медицинский рюкзачок с позывным сигном – надежда на спасение.
Под берцем сорок седьмого размера треснул фарфоровый черепок с половинкой навсегда удивленного круглого глаза под тонко наведенной бровью.
Спасибо, Проф! Это весьма хорошая и правильная сказка, хоть и печальная.
Понятно, что мы должны быть веселыми и злыми. Но реальность такова, что для победы грусть тоже иногда нужна. В мультфильме “Думками навиворіт” (Inside Out) эта тема довольно точно раскрыта.
Хотя конкретно в этом случае что-то подсказывает мне, что будет хеппи-энд. Он напрашивается, он вот просто неизбежен, как дембель!
Жаль, что в жизни так нельзя… Но это уже совсем другая история…
Эта сказка самая лучшая. Наверное потому, что сам автор все это вживую видел и делал.
Д-д-да-а-аа, Пан Профессор, снова и снова удивляете!.. Теперь вот слезой прошибло 🙁